- Ну нет! - возмутился Змей Гаврилыч, - она об этих дельфинов спотыкаться будет, всю голову расшибет. И потом, мне самому золото нужно, чтобы над ним чахнуть. Я чахнуть должен хотя бы по часу в день. Во мне и так пудов двести, скоро в пещеру влезать перестану!
- А давай, - задумчиво проговорил Змей Горыныч,- подарим ей духовой инструмент? Пусть развивается культурно, от работы немного отвлечется, а то - кухня, огород, куры, и никакого парения духа. Не для грядок же Он её создал?
- Валторну, что ли? Валторну я ещё не придумал, а орган под дождем размокнет. И вообще это эклектично: валторна и гуси, плетень и скрипка. Искусству нужна гармония.
- А вот и нет! - заговорщицки прошептал Горыныч, - есть нужная вещь на примете. Подарим ей аварийный сигнал.
- Тот самый?! А не влетит?
- На крайний случай дубликаты есть, их несколько твердь сия имеет. Сам подумай, вещь изящная, преискусная, и какая с диким камнем гармония, древними оливами и каменистой тропой у брега морского? Лучше подарка и не придумать!
- Что-то есть в твоей мысли, изверг полуночный, чье имя Мегедрион, птиц убивающий взором.
Змей Гаврилыч переполз в тень и призадумался.
- А катапульта не сработает? - опасливо произнес он, - нам тогда шляпа. В порошок сотрет, в пропасть сбросит, шкуры на барабан натянет.
- Не должна, - сказал зеленый Змей, - биометрия другая. Геном, ментальный отпечаток. Он же сам говорил, что сотворил.
- Что-то меня всё таки беспокоит. Если бы просто сотворил, соргинальничал бы в мелочах, а они оба ладные, функциональные, что ли. Ни тебе рожек, ни хвоста полосатого, и ядом не плюются.
- Так и быть, кивнул Змей Гаврилыч. Не будь я пожирателем плоти, ужасом расщелин, если не порадую даму.
После чего оба змея скользнули к обрывистому берегу, к изумрудным волнам Тыгыдымскаго моря, нашли камень замшелый с глубоко врезанной надписью Б.Г.К., начертали хвостами на песке секретный код и, свившись сверкающими кольцами, сдвинули Бел Горюч Камень.
Под ним же открылся тайник, и был распакован, извлечен на свет ритон из драгоценной раковины, богато украшенный жемчугами.
Перевязав его алой лентой, предстали древние змии перед Евой.
- Я, похититель снов, сосуд внеземных пороков, соблазнитель невинных, убийца надежд, тень тени на перекрестке, чьё имя Тентарион, дарю тебе, дитя, сей инструмент. Радуйся, чистая душа! - произнес Змей Гаврилыч.
- Я, пожиратель плоти, ужас болот, дух ущелий, разрушающий ревом скалы, чье имя Амдусехас, дарю тебе сей ритон драгоценный, возлюбленное Богом дитя. Постигай же тайны музыки и гармонию мира сего, - сказал Змей Горыныч.
Тут и запыхавшийся Адам подоспел. Бросив на землю мешок, сунул Еве здоровенный букет вызывающе алых роз и обнял её.
- С днюхой, короче! Чтобы всегда было восемнадцать!
Пока Ева нюхала и пыталась пристроить букет в ведро, супруг вытряхнул из мешка яблоки, и они покатились по траве - румяные, сочные.
- Угощайтесь все! И вы, аспиды, тоже. Особых приглашений не будет.
- Откуда это? - удивленно спросила Ева у синего змея, - и розы... Давно таких не видела.
- Известно откуда, из запретной зоны. Но моё дело предупредить, - прошамкал Змей Гаврилыч,- а за яблоки спасибо, вкусные очень,- и змеи продолжили хрустеть.
После яблок Ева внимательно изучила ритон, улыбнулась, и приложила его к губам. Тростниковую дудку она знала, но звук её был жалкий, хриплый какой-то. А здесь настоящее чудо, холодящее руку древностью вселенной.
Первая же нота, печальная, как крик далекого журавля, заставила всех притихнуть. Даже кузнечики смолкли. Звук был чистый, но сильный, и пару секунд эхо перелетало по склонам лесистого холма над деревней.
Уверенней Ева вздохнула и вывела мелодию, что подсказала душа. Повторила её, украсив полутонами. Ритон, казалось, помогал ей, а может, так и было на самом деле?