– Ты куда собралась? – строгий вопрос отца поймал ее врасплох, как силки – птицу.
– С-сегодня будут закладывать новый Дом, – выдавила она, теребя браслет из золотых священных животных. – Пожалуйста, отец. Можно, я тоже пойду посмотреть? – она бросила на родителя короткий взгляд.
Отец рассмеялся низким, грудным смехом.
– Лети, бабочка. Лети! – насмешливо произнес он.
– Спасибо, папа! – запрыгала от радости Апони, но тут же остановилась.
Отяжелевшие груди прыгали под покрывалом, норовя вывалиться наружу. Мамы говорили, что богиня Уитака39 , назло мужу Бочике, наделяла женщин чувственным огнем, чтобы лишать разума мужчин. Нельзя распалять им никого, кроме супруга. Девушка одернула полотнище наряда.
Но отец рассмеялся и шлепнул дочку по попе.
– Ступай! Но не залетай далеко, – «страшным» голосом, как когда-то в детстве, когда, под хорошее настроение, отец рассказывал детям сказки, продолжил он. – Злой ветер может сломать легкие крылышки…
О приезде умелых ювелиров, которых правитель саке привез из соседнего племени, говорили давно. Невозможно хотелось взглянуть, какие они. На окраине, где чужакам должны были заложить новый Дом, уже собралась толпа. Мужчины стояли отдельно от женщин. Апони подошла к группе нарядных девушек из богатых семей. Им полагалось молчать, хотя столько всего хотелось обсудить!
Поодаль, возле глубокой ямы, стояла пара: худощавый, высокий мужчина с косой и долговязый юноша. Поразительная схожесть в чертах выдавала: отец и сын. Их бедра были прикрыты повязками. Остальные части тела были увешаны драгоценностями. Изящные наручи, широкие браслеты на плечах, ножные браслеты на лодыжках, нагрудные пластины, многослойные шейные ожерелья. В ушах мужчины были тяжелые серьги. Юноша еще не прошел Обряда Взросления, и уши у него еще были не проколоты.
Мужчина стоял, сложив руки на груди, и невозмутимо уставился перед собой, будто чужие жадные взгляды были ему безразличны. Парень тоже стоял неподвижно, но сам с любопытством осматривал своих будущих соседей. Его длинные волосы были стянуты сзади лентой. У него был высокий лоб, черные, как уголь, прямые брови и длинные густые ресницы, как у девушки. Крылья прямого носа трепетали от сдерживаемого волнения. Губы были плотно сжаты. Его взгляд скользил по лицам и телам, со знанием дела останавливаясь на украшениях. Апони так увлеклась его разглядыванием, что растерялась, когда незнакомец добрался до нее. Темные глаза, казалось, заглянули в самую душу. Девушка попробовала стыдливо отвести взгляд, но не смогла. Острый, открытый взор словно пришпилил ее, как бабочку к циновке. Апони почувствовала, как краснеет. И юноша улыбнулся.
Второй удар гонга разорвал непонятную нить, что натянулась между ними.
Рокот голосов стих. Мужчины расступились, освобождая место процессии жрецов. Суровый старший жрец шел в тяжелом головном уборе из золота, опираясь на длинный посох с огромным изумрудом в навершии. К проколотой перегородке носа была подвешена чеканная золотая пластинка. Накидка была украшена переливчатыми перьями колибри40 . За ним шли четверо жрецов с крытыми носилками на плечах. Все двигались шаг в шаг, в ритме стука посоха о землю. Старший жрец стукнул дважды, и те, кто нес носилки, остановились, а он пошел вперед, обходя яму и кучу наваленной земли, приближаясь к новоселам. Дойдя, он вновь стукнул посохом дважды, и младшие жрецы опустили носилки наземь.
Старший жрец обратился к Чибчачуму41 , покровителю землепашцев и ремесленников, и все упали на колени. Он негромко начал ритмичную песню, сопровождая ее стуком посоха. Четыре низких голоса вторили ему, заставляя душу дрожать от восторга. Золотые пластины делали голоса нереально звенящими. Пение становилось всё громче. К голосам добавился топот. Жрецы отбивали ритм ногами, раскачиваясь из стороны в сторону. Ощущение, что сердце бьется в одном ритме с земляками, и дыхание одно на всех, опьяняло.
На высокой ноте песня оборвалась, словно полет птицы, сбитой стрелой.