Горемыжный доел дыню, и мы пошли в дом, где он долго вертел в руках мои документы, рассматривал их и так и сяк, чуть ли не пробовал на зуб, прежде чем проделать необходимые формальности и проставить печати. Я уплатил взносы.
– Надолго к нам? – Этот вопрос за последнее время я слышал уже столько раз, что он мне изрядно поднадоел. Все словно бы задались целью поскорее сплавить меня отсюда. Чего они боятся? Что я разворошу их муравейник?
– А может, и навсегда! – в сердцах отозвался я, с удовольствием наблюдая, как изменился в лице поселковый староста. У него даже как-то по-смешному отвисла нижняя челюсть, которую он не торопился захлопнуть. – Видите ли, – сжалился я над ним, – меня интересует загадочная смерть моего деда. Согласитесь, что в его гибели есть много неясного. Остались кое-какие вопросы, которые я желал бы прояснить. Вы поможете мне в этом?
– Нет!.. Нет… – почти испуганно вскричал он. – Зачем? Не надо этого делать. Следствие закончилось, была экспертиза – он утонул в результате несчастного случая. И… и хватит об этом. Какие могут быть причины, чтобы возвращаться к этому заново? Не надо. Я прошу вас.
– А что вы так волнуетесь, Илья Ильич? Вас будто бы даже радует, что его смерть признана случайной? Вроде бы так оно поспокойнее, да?
– И ничего меня не радует, – с чего вы так решили? Я его очень уважал и искренне жалею. Но… может быть, оставим все как есть?
– Следователь мог ошибиться. Или его могли специально «ошибить», – жестко произнес я.
– Да кому же это нужно?
– Убийце.
– Опять вы за свое! – Горемыжный развел руками. – Уезжали бы вы отсюда, ради бога. Ну зачем вы приехали?
– Вступить во владение домом.
– Ну вот… вступили, и довольно. Почему вам неймется? Отдыхайте себе на здоровье, рыбку ловите. На камешке нашем Волшебном полежите, он хорошо хворь вытягивает. Вернетесь в Москву, будете как огурчик. Знакомые вас и не узнают! Хотите, я покажу вам, где он лежит?
– А пойдемте! – согласился вдруг я. Мне и впрямь давно хотелось поглядеть на этот чудо-камень, занесенный в Полынью каким-то космическим ветром. Вроде Чебоксарского метеорита в Челябинск. А тут и проводник нашелся.
Но только я поднялся со стула, как внимание мое привлек один предмет, прислоненный в углу комнаты. Это была дедушкина трость – из ценных, красных пород дерева, с массивным набалдашником из слоновой кости, искусно гравированная, с отточенным стальным наконечником, на который для стойкости было нанесено алмазное покрытие. С этой тростью он приезжал в прошлый раз в Москву, и стоила она безумно дорого, а подарена ему была неким индийским брамином, с которым он сначала длительное время состоял в переписке, а затем и познакомился лично. Тот брамин тоже был каким-то народным чудотворцем, поэтому они и нашли с дедом общий язык. Да за одну эту богатую трость его могли преспокойненько убить! Горемыжный проследил за моим взглядом и покраснел.
– Пойдемте! – поспешно сказал он, практически выталкивая меня плечом из комнаты.
«Ладно, решим эту загадку в следующий раз», – подумал я, спускаясь с крыльца. Но теперь этот горемыка Горемыжный казался мне не таким уж безобидным существом, каким он, возможно, прикидывался. Мы спустились по улице к моему дому, прошли мимо него, продираясь сквозь высокий папоротник и борщевик, миновали стайку пугливых худосочных березок, сиротливо ожидающих чего-то у края болота. Вглубь его выдвигалась земляная коса, по которой мы добрались до утоптанной зеленой площадки, где в самом центре лежал огромный, черный, пористый валун, напоминающий широкое ложе с изголовьем. Земля вокруг него была выжжена, а в полутора метрах от краев уже таилась и коварно поджидала болотистая топь.
– Осторожно! – предупредил меня Горемыжный, когда я ступил назад, оглядывая редкостный экземпляр. – Это болото засасывает за считаные минуты. Не успеете крякнуть.
Но «крякнуть» мне все же довелось, после того, как я присел на затейливое каменное ложе. Оно было столь горячо, что казалось, будто под ним или внутри него находится раскаленная печь. Я откинулся на спину, и камень как бы принял меня к себе, в себя, утратив свою жесткость и видимую твердость. Странно, но мне было мягко лежать, словно я находился в своей кровати. Тепло и удобно.
Более того, через минуту я почувствовал необыкновенный прилив сил, какую-то особенную, пульсирующую во мне энергию, а вместе с тем предметы вокруг меня стали почему-то расплываться, рассеиваться в пространстве. Горемыжный как-то потускнел, сник, а лучи ослепительного солнца начали проходить сквозь его тело, и вот он уже насквозь просвечивал, как кусок слюды.