— Но...
Цакта поднял руку.
— Оно должно быть забыто! Я долго обдумывал ситуацию и понял, что твое открытие несет опасность не только Атлантиде, но и всему миру.
Я разозлился. На исследования ушло много времени и денег. Мое изобретение было признано военными властями. Но если этот старый хрыч во всеуслышание скажет «нет», вся моя работа окажется напрасной. Я прекрасно осознавал его могущество и моральный авторитет. Пожалуй, ни один атлант не отважится возразить Цакте.
Похоже, старик утратил свою смекалку, подумал я. Только идиот может не понимать, что мое изобретение — это сбывшаяся мечта многих поколений о мировом господстве Атлантиды!
Цакта наблюдал за моей нарастающей яростью с видимым неудовольствием.
— Ты даже не первооткрыватель,— холодно сказал он.— Подобное оружие некогда существовало в Лемурии.
— Вот уж никогда не интересовался мифологией,— желчно возразил я.
— Лемурия — это не миф. Она была великой империей, с которой Атлантида не может даже сравниться. Лемурийцы изобрели свой тип резонатора. Они были достаточно мудрыми, чтобы осознать опасность, которую несло это открытие, но не настолько, чтобы подавить его в зародыше. Ученые проводили эксперименты, пытаясь создать безопасный резонатор, и чем это кончилось? Они допустили какую-то ошибку. Материя обратилась в хаос, земная кора ослабла, и магма прорвалась наружу. На месте Лемурии возник огромный пролом в земной коре, вся планета содрогнулась, а когда землетрясение закончилось, Лемурии больше не существовало.
— Легенда,— пренебрежительно отвечал я.— Раздутая версия небольшого локального землетрясения. Все эти истории о «великой Лемурии» годятся только на то, чтобы забавлять детей, как и любые сказки.
Цакта пожал плечами.
— Истина не меняется от того, верят в нее или нет. Лемурия, говорю я, уничтожила сама себя. Никто не должен сказать то же об Атлантиде.
Мы с вызовом глядели друг другу в глаза.
— Ты не станешь обнародовать свое открытие,— твердо сказал старик.— Резонаторы не должны быть построены.
Я рассмеялся.
— Твоя информация устарела. Шесть резонаторов уже построены и установлены на сторожевых башнях.
Цакта откинулся в кресле. Он словно постарел на глазах, на его лице появилось трагическое выражение. Наконец он спросил:
— Где именно они установлены?
—- Вдоль побережья на востоке от Ацко,— ответил я.— Это защитный барьер против нападений из-за Геркулесовых столбов. Египетские варвары и дикие народы, живущие по берегам внутреннего моря, становятся агрессивными. Их выводит из себя наше процветание. Рано или поздно они нападут на Атлантиду. Резонаторы уничтожат гребцов и воинов на их кораблях, а с нашей стороны не прольется ни капли крови. Подумай об этом, Цакта, и тогда ты поймешь, что значат резонаторы для Атлантиды.
— Надеюсь, другие атланты не такие зашоренные упрямцы, как ты,—медленно отвечал, Цакта.—Ты видишь только часть правды. Останутся ли твои машины исключительно оборонительным оружием? Сколько времени пройдет до того мига, когда их мощь обратится на завоевания и принесет в мир смерть, разрушения и новые пустыни? Я еще раз говорю — нет! Резонаторы должны быть уничтожены.
— А я говорю, их никто не тронет!
Мы продолжали сверлить друг на друга глазами. Взгляд Цакты стал суровым и угрожающим; на его лице отразилось твердое намерение не щадить меня. Он определенно считал, что судьба Атлантиды зависит от его решения. Я придерживался того же мнения, но с противоположной точки зрения. Бледная, покрытая голубыми венами рука Цакты потянулась вниз. Я был моложе и опередил его. Взметнулась духовая трубка, и в воздухе что-то тихо свистнуло. Трубка Цакты со стуком упала на пол, и он повалился вслед за ней. Из его груди торчала маленькая оперенная стрела...
На мгновение я застыл на месте, с трудом осознавая, что натворил. Но, глядя на скорченное тело Цакты, я постепенно осознал масштаб происшедшего. Моей рукой был убит величайший из атлантов, однако я послужил только орудием — настоящим убийцей был резонатор. Первой его жертвой стал мудрейший человек в Атлантиде. Раньше я иногда ловил себя на том, что отношусь к резонатору как к разумному существу, и теперь утвердился в этом мнении. Я сражался, чтобы защитить порожденную моим мозгом личность.