Письмо было подписано «Джон Хэддон», к подписи добавлены буквы ДМ — Доктор Медицины.
Президент нахмурился, отложил письмо и взялся за рукопись.
Действительно, был когда-то такой Стивен Доукотт, известный антрополог, в свое время он отправился в космическое путешествие на борту знаменитой «Искры». Но «Искра» пропала без вести. С того самого дня, как она около года назад оторвалась от взлетной площадки, чтобы совершить первое в человеческой истории путешествие на Луну, о ней больше никто ничего не слыхал. Она с ревом оставила Землю, чтобы уйти в таинственное небытие.
Вместе с ней исчез и Стивен Доукотт, в этом-то президент был твердо уверен. Он, как и прочие члены Лунного Археологического Общества, видели лицо Доукотта среди других членов экипажа в иллюминаторах, перед тем как стартовала «Искра». А теперь оказывается, что этого человека подобрали то ли в Меланезии, то ли в каком-то другом столь же немыслимом месте. Начав читать рукопись, президент нахмурился еще сильнее.
Глава 1
Полёт «Искры»
«Искра» в межпланетном путешествии вела себя просто образцово. Она полностью оправдала самые смелые надежды своих конструкторов уже тем, что так мягко и плавно оторвалась от Земли. Капитан Тофт был в восторге от того, как прошел старт, и клялся, что еще не встречал корабля с более легким управлением.
Те из нас, кому уже случалось совершать космическое путешествие, от души соглашались с ним. Новенькие компенсаторы ускорения Даниэльсона проявили себя самым лучшим образом, Полностью сняв стартовую перегрузку при взлете — а заодно и все ее неприятные воздействия. А уж оборудованием и возможностью доставить обратно на Землю те хрупкие образцы, которые мы сможем найти, «Искра» просто делала честь Лунному Археологическому Обществу, которое построило и так щедро снарядило ее.
За совершенно безболезненным стартом последовал гладкий и мягкий полет в космосе, который не мог возбудить ни малейших опасений даже в самой болезненно чувствительной душе. И в самом деле, чего тут опасаться?
Серебристый глобус перед нами был стар, измучен отсутствием воды и безмолвен абсолютным безмолвием смерти. Оказалось, что даже кратер Линнея, хотя вначале мы подозревали, что там могли сохраниться последние остатки жизни, совершенно гол и пуст, как и все остальное.
— Все мертво,— пробормотал я, когда мы смотрели из иллюминатора кают-компании на увядший земной спутник.— Всякая агония и лихорадка давно закончились, весь этот мир окончательно превратился в мумию.
Но тогда я еще просто плохо знал Луну. Я и представить себе не мог всей меры того отчаяния, с каким жизнь упорно цепляется за малейшую надежду... и борется... борется...
Сначала мы пролетели над северо-восточным сектором кратера Аристарха и совершили мягкую посадку в металлически отблескивающую пыль, которая и делает этот кратер самой яркой точкой на поверхности Луны.
Наше путешествие должно было стать пробным и предварительным. Нашей целью была скорее разведка, чем непосредственно раскопки. Предстояло осмотреть множество участков и решить, какие из них впоследствии будет иметь смысл раскопать при помощи экскаваторов. Кратер Аристарха не представлял для нас особого интереса, за исключением совершенно разрушенных остатков маленького поселения на северной стороне.
Подробности нашей экспедиции по Луне особого интереса не представляют, поэтому я просто констатирую, что далее мы отправились к морю Кризисов, а оттуда, по экватору к Тихо. Чуть позже, самый большой из кратеров, Клавиус, наконец дал нам массу материала, со всей очевидностью продемонстрировав, что некогда в нем процветала развитая цивилизация, от которой теперь осталось обширное круглое плато, заполненное песком и камнями, причем плато это имело сто сорок миль в диаметре. И тут мы, наконец, пришли к Mare Serenidad, к Морю Безмятежности...
Кто дал такое имя этой обширной овальной равнине? Не могу припомнить, знаю лишь, что этот человек наблюдал ее только в телескоп за двести тридцать девять тысяч миль. А случись ему стоять на краю пропасти, поднявшись на одну из скорбных гор, и смотреть вниз на мрачное безлюдье песков, он никогда бы не назвал ее Морем Безмятежности, скорее уж Морем Дурных Предзнаменований...
Мы медленно летели на северо-запад. Члены экспедиции приникли к иллюминаторам, пытаясь разглядеть на безжизненной поверхности хоть какие-то признаки, оставленные древними селенитами. До сих пор мы не чувствовали никакого беспокойства. Вся поверхность Луны была совершенно мертва, как мы этого и ожидали. Но теперь монотонность этого громадного дна бывшего моря казалась просто поразительной. Хотя мы и были учеными, а следовательно, людьми, совершенно чуждыми всякой романтике, даже нас мучили дурные предчувствия, которые невозможно было выразить словами.