Борода верховного мага отливала сединой, наполовину оставаясь черной, как смоль; щеки впали, обрисовывая резкие очертания черепа. Серые и ужасно сморщенные кисти рук, на которых мерцали прекрасные бериллы и рубины, крепко сжимали подлокотники трона.
– Истинно, – зашептал Нигон. – Здесь нет ничего, что бы напугало нас. Смотри, это всего лишь разлагающиеся останки, которые очень скоро станут, как и положено, кормом для червей.
– Да, – согласился Фастул. – Но этот сидящий на троне человек был в свое время самым могущественным магом их всех. Даже кольцо на его мизинце – сильнейший талисман, а рубин в перстне с его большого пальца может вызывать демонов со дна морского. В книгах, которые лежат на полу этого зала – секреты умерших Богов и тайны бессмертных планет. В пузырьках – настои, вызывающие чудесные видения, и зелья, способные оживить мертвецов. И мы можем свободно взять с собой все, что захотим.
Нигон, с жадностью разглядывая драгоценности, выбрал кольцо в виде змеи, спиралью обвивающей указательный палец мага и держащей во рту берилл причудливой формы. Напрасно колдун пытался разогнуть палец, буквально впившийся в подлокотник, чтобы снять понравившееся кольцо. Раздраженно ворча, Нигон вытащил у себя из-за пояса нож и уже собирался отрубить этот палец. Фастул тоже достал нож, намереваясь заняться другой рукой Малигриса.
– Чувствуешь ли ты уверенность в душе, брат? – спросил Фастул Нигона. – Если так, то мы сможем получить больше, чем эти кольца. Всем известно, что чародей, достигший такого могущества, как Малигрис, способен превратиться в кого угодно и стать совершенно неуловимым. А тот, кто отведает хоть кусочек его плоти, разделит власть, которой обладает верховный маг.
Нигон кивнул, склонившись над выбранным пальцем мага.
– Я тоже об этом думал, – ответил он.
В тот самый миг, когда колдуны собирались пустить в ход свои ножи, леденящее кровь шипение, исходящее из груди Малигриса, заставило их вздрогнуть от ужаса. Они отступили на шаг в страхе и удивлении, в то время, как коралловая гадюка, скользнув по бороде мага, сползла стремительно по его ногам на пол, как алый извивающийся ручеек.
Эта змея, словно готовясь к нападению, свернулась кольцами и посмотрела на воров глазами, напоминающими капельки застывшего яда.
– Темные руны Таруна! – вскричал Фастул. – Это одно из обличий Малигриса. Я слышал об этой гадюке…
Развернувшись, братья хотели было исчезнуть из зала. Но когда они повернулись лицом к выходу, им показалось, что стены стремительно удаляются от них на бесконечное расстояние с головокружительной скоростью, как будто бы бездна разверзлась перед ними. Все поплыло у них перед глазами. Плитки мозаики пола показались им вдруг огромными, как каменные плиты на могилах; разбросанные вокруг книги, кадила и пузырьки выросли до невероятных размеров, вознеслись над их головами и преграждали им путь к побегу.
Нигон, оглянувшись, увидел, что гадюка превратилась в гигантского питона, чьи темно-красные кольца волнами вздымались над полом.
На колоссальном троне, под лампами, огромными, словно солнца, сидел верховный маг, а Нигон и Фастул перед ним были все равно что песчинки. Губы Малигриса все еще оставались неподвижны, глаза его пристально смотрели в далекую темноту окна. Но в этот момент страшный и гулкий, похожий на раскаты грома, голос наполнил невероятное пространство зала:
– Глупцы! Вы осмелились спросить у меня о вашей судьбе! Судьба ваша – смерть!
Нигон и Фастул, услышав это, побежали из зала, совершенно обезумев от страха и отчаяния.
За огромными кадилами и книгами мелькал далекий, как горизонт, порог. Он удалялся от них, недостижимый! Братья тяжело дышали, как бегуны-марафонцы на финише. Следом за ними медленно полз ярко-красный питон. Он настиг братьев, когда они пытались оббежать бронзовый переплет одной из волшебных книг, и свалил их с ног…
Когда все закончилось, маленькая коралловая гадюка уползла в свое укрытие на груди Малигриса…
Трудясь день и ночь в подземелье дворца Гадериона, с помощью страшных чар, Маранапион и семь колдунов почти закончили работу над своим заклинанием. Оно должно было помочь им разрушить власть Малигриса, доказав всем факт его смерти.
Воспользовавшись забытыми знаниями атлантов, Маранапион создал живую протоплазму со всеми характеристиками и признаками человеческого существа, вырастил ее, вскармливая кровью. Затем он со своими помощниками, объединив волю и колдовские силы, заставил бесформенную трепещущую массу превратиться в новорожденное дитя, после в юношу, в мужчину и, наконец, в старца Малигриса. Колдуны сделали так, что этот двойник умер от старости, как, они полагали, и настоящий Малигрис теперь сидел перед ними в кресле, бездыханный, лицом на восток, до мелочей повторяя позу мага, покоящегося далеко отсюда в своем замке. Уставшие, но с надеждой в душе, волшебники ждали первых признаков разложения плоти. Если их чары окажутся действенны, то одновременно с двойником и тело Малигриса, нетленное прежде, тронет разложение. Медленно, клеточка за клеточкой, он сгниет в своем несокрушимом замке. Его слуги разбегутся и всякий, кто придет в замок, сможет убедиться в его смерти. Жестокая власть Малигриса исчезнет, его колдовство рассеется и покинет опоясанный морями Посейдонис.