Проходили месяцы и годы, море медленно грохотало у темных утесов, и ветра безудержно завывали среди белых башен. А мы все продолжали наши исследования и все дальше заходили в беспросветное царство космоса и духа, пытаясь раскрыть, возможно, самую глубокую из множества тайн вселенной. И Авикт продолжал размышлять о непонятном даре моря или спрашивал вызываемых духов о значении тайных надписей.
Наконец, использовав случайную формулу в очередном эксперименте, он вызвал смутный, едва различимый дух чародея из доисторических времен. И призрак свистящим шепотом странной, давно забытой речи поведал нам, что письмена на табличке принадлежат языку змеелюдей, чей первобытный континент погрузился в морскую пучину за много эпох до того, как Гипербо-рея поднялась из ее глубин. Но призрак ничего не смог рассказать нам о значении знаков, потому что даже в его время о змеелюдях повествовали лишь сомнительные легенды, а их глубокое знание и колдовство были навсегда утрачены.
И действительно, в книгах Авикта не оказалось ни одного заклинания, которым он мог бы вызвать забытых змеелюдей из их таинственной эпохи. Но он нашел одно древнее лемурийское заклятие, темное и неопределенное, с помощью которого тень мертвеца можно было бы послать в эпоху, предшествующую времени его жизни, а потом призвать обратно. Поскольку тень бестелесна, она не пострадает от перемещения во времени и запомнит все, что прикажет узнать пославший ее чародей.
Итак, снова призвав дух доисторического чародея, чье имя было Ибит, Авикт изготовил необычную смесь из нескольких древних смол и горючей ископаемой древесины. И мы, воскурив в жаровне эту смоляную смесь, произнесли поочередно слова заклинания и послали смутный призрак в далекую эпоху змеелюдей.
Когда прошло время, которое учитель счел достаточным, мы совершили необычный ритуал, произнеся магическую формулу, чтобы вернуть Ибита. Ритуал удался, и Ибит снова предстал перед нами, словно колеблющаяся, вот-вот готовая исчезнуть струйка пара. Тихо, словно последнее эхо канувших в вечность воспоминаний, призрак назвал нам ключ к разгадке таинственных знаков, который ему удалось узнать в далеком, предшествующем появлению человека прошлом. И после этого мы позволили Ибиту вернуться в сон и забвение.
Затем, зная смысл знаков, мы прочитали надписи на табличке и записали их буквами нашего алфавита, хотя и не без труда, так как звучание змеиной речи, значения слов и построение предложений отличались от любого человеческого языка. Полностью расшифровав надпись, мы поняли, что она содержала заклинание, которым, без сомнения, пользовались чародеи змеелюдей для воскрешения какого-то древнего духа. Но объект заклинания не назывался, и не было никакого указания на природу или сущность того, кто должен был явиться на зов заклятия. И, более того, там не было соответствующего ритуала или формулы для его изгнания.
Велико же было ликование Авикта, считавшего, что мы овладели знанием, находившимся вне пределов человеческой памяти. И несмотря на мои уговоры, учитель решил использовать заклинание змеелюдей. Он доказывал, что наше открытие не случайно, что оно пророчески предопределено с самого начала. Казалось, его ничуть не тревожила угроза, которую может принести нам это колдовство, происхождение и свойства которого были совсем непонятны.
– За все время, что я занимаюсь магией, не было ни одного призрака, духа, демона или мертвеца, которые не подчинились бы моей воле и не исчезли по моему желанию, – хвастливо объявил мне Авикт. – Поэтому я уверен, что и дух или сила, вызываемые этим заклинанием, подчинятся мне так же, как и все прочие.
Итак, видя его упорство и зная его могущество, я согласился помогать Авикту в этом эксперименте, хотя и не без опаски. И вот в особый час и при особом расположении звезд, мы собрали в комнате для заклинаний эквиваленты различных редких материалов, которые, как было указано в табличке, требовались для ритуала.
О многом, что мы делали, лучше умолчать; не стоит здесь упоминать и те вещества, которые мы использовали. Я не буду воспроизводить здесь пронзительно выкрикиваемые или произносимые свистящим шепотом слова языка змеелюдей, что составляло основную часть церемонии. Под конец мы положили треугольник на мраморный пол в лужу свежей птичьей крови. Авикт встал у одного угла, а я у другого; у третьего мы поместили высокую темно-коричневую мумию воина-атланта по имени Огос. Встав так, мы с Авиктом держали в ладонях, как в плошках, горящие свечи из жира-мертвецов. В вытянутых руках, в сложенных ладонях мумии Огоса, как в мелком кадиле, горели тальк и асбест, пылая удивительным огнем, коего мы одни знали секрет. Посредине комнаты мы начертили на полу эллипс и воспроизвели вокруг него непрерывной линией двенадцать непроизносимых знаков Умара, за которые могли бы отступить, если посетитель окажется враждебным или возмущенным. Мы ждали, когда звезды займут положение, предписанное в табличке. Затем, когда свечи протекли у нас между опаленных пальцев, а смесь из талька и асбеста полностью прогорела в ладонях мумии, Авикт произнес единственное слово, значение которого нам было неизвестно. И Огос, оживленный при помощи колдовства и подчинявшийся нашей воле, повторил его голосом, прогремевшим, как замогильное эхо, а затем и я, в свою очередь, также его повторил таинственное звукосочетание.