Как будто находясь под властью могущественного заклятия, он видел странные видения: ему казалось, что он снова вернулся в те летние ночи и входит в беседку в королевском саду, где Ила-лота, затаив дыхание, ждет его на усыпанном увядшими лепестками ложе. Он больше не замечал людного зала: яркие огни, разгоряченные от вина лица расплылись и превратились в освещенные лунным светом клумбы сонно склонившихся цветов, а голоса придворных казались легким шепотом ветра, качающего ветви кипарисов и жасмина. Теплые, возбуждающие ароматы июньской ночи окутывали его, и снова, как и раньше, ему казалось, что не от цветов, а от Илалоты исходит этот сладостный нежный запах. Движимый страстным желанием, он приблизился к ней и приник губами к ее руке, которая дрогнула, как ему показалась, от его поцелуя.
Затем с изумлением, как будто внезапно разбуженный ото сна, он услышал голос, словно источающий сладкий яд: «Ты забылся, лорд Тулос? Неудивительно, ведь многие мои любовники считают, что после смерти она еще прекраснее, чем при жизни». Когда таинственные слова коснулись его рассудка, он отшатнулся от Илалоты и, обернувшись, увидел Ксантличу. Роскошные одежды королевы ниспадали в беспорядке, волосы растрепались. Она слегка пошатнулась и схватила его за плечо, впившись острыми ногтями. Полные, маково-алые губы королевы кривились от ярости, и в ее желтых глазах, обрамленных длинными ресницами, сверкала ревность влюбленной кошки.
Тулос, ошеломленный, вспомнил охватившее его очарование. Он не мог понять, действительно ли рука Илалоты дрогнула под его губами или ему только показалось. Нет, это невозможно, подумал он, и грезы сейчас же покинули его. Но его встревожили слова Ксантличи и ее гнев, а также пьяные насмешки пирующих и непристойные шутки, которые неслись ему вслед, когда он проходил по залу.
– Остерегайся, мой Тулос, – прошептала королева, чей внезапный гнев, казалось, утих. – Ходят слухи, что она была ведьмой.
– От чего она умерла? – спросил Тулос.
– Говорят, ее единственной болезнью была любовь.
– Тогда она точно не ведьма, – возразил Тулос, стараясь легкомысленным ответом скрыть свои истинные мысли и чувства. – Настоящая ведьма нашла бы снадобье.
– Она умерла от любви к тебе, – мрачно сказала Ксантлича, – а все женщины знают, что твое сердце темнее и тверже черного адаманта. Никакое колдовство, даже самое могущественное, не помогло бы ей вернуть тебя. – Казалось, ее настроение снова улучшилось. – Ты слишком долго отсутствовал, мой лорд. Приходи ко мне в полночь, я буду ждать тебя в южном павильоне.
И бросив страстный взгляд из под опущенных ресниц и стиснув его руку так, что ногти впились в кожу сквозь одежду, словно кошачьи когти, она отвернулась от Тулоса и позвала евнухов.
Тулос, воспользовавшись тем, что королева отвлеклась, снова осмелился взглянуть на Илалоту, обдумывая между тем странное замечание Ксантличи. Он знал, что Илалота, подобно многим придворным дамам, знала толк в заклинаниях и любовных зельях, но ее колдовство никогда не касалось его, ибо он не был подвержен иным чарам, кроме тех, которыми природа одарила женщин. И он не мог поверить, что Илалота умерла от испепеляющей страсти, ведь сам он никогда не испытывал ничего подобного.
Пока Тулос, обуреваемый противоречивыми чувствами, смотрел на Илалоту, ему снова показалось, что она жива. Предыдущее видение не повторилось, но ему показалось, что она чуть изменила свое положение на залитом вином ложе, слегка повернув к нему лицо, как женщина поворачивается к долгожданному возлюбленному, и рука, которую он поцеловал (во сне или наяву), немного сдвинулась с места.
Тулос наклонился ближе, завороженный этой тайной и испытывая странное необъяснимое желание. Скорее всего, он снова забылся или ему померещилось. Все еще сомневаясь, он увидел, как грудь Илалоты всколыхнулась от слабого вздоха, и до него донесся почти неслышный, но волнующий шепот: «Приходи ко мне в полночь, я буду ждать тебя… в гробнице».
В этот момент рядом с ней появились могильщики в темных одеждах, которые вошли тихо и незаметно. Они внесли отлитый из бронзы блестящий тонкостенный саркофаг, куда должны были поместить покойную и отнести в подземный склеп ее семьи, который находился в старом некрополе, расположенном к северу от королевских садов.
Тулос едва не крикнул, чтобы удержать их, но его язык отказался повиноваться. Он не мог даже двинуться с места. Не понимая, во сне он или наяву, лорд безмолвно наблюдал, как могильщики положили Илалоту в саркофаг и быстро вынесли из зала. Никто не последовал за ними. Сонные гуляки даже не заметили мрачный кортеж. Только когда могильщики скрылись из виду, Тулос обрел способность двигаться, но стоял в нерешительности. Мысли его были смутны. Наконец он отправился в свои апартаменты и, разбитый усталостью, естественной после целого дня, проведенного в пути, забылся сном, похожим на смерть.