закрою… на гробу! Боранга, Сарго,
навалимся все дружно.
(Все трое наваливаются на дверь, но не могут выбить ее. Сарго сильно пьяный, теряет равновесие и падает. Боранга помогает ему встать на ноги.)
Построив сей дворец, мои отцы
так постарались. Все двери
противостоят осаде.
Боранга:
Машины для осады в арсенале.
Тараны, что свернут любые башни,
пробьют врата любой из крепостей.
Я, если разрешите, за народом,
тараны с арсенала принесем.
Смарагад:
Не нужен легион, ведь все узнают,
что зло таится в спальне королевы.
Я не привык стучаться в эти двери…
Но пытки ждут того, кто все затеял,
они сведут с ума кого угодно.
Сарго:
Но если это в самом деле бард,
то вызвал его к жизни из могилы
тот самый некромант, тот Натанша.
А может он призвал и прочих мертвых
из склепов, из могил и из глубин,
куда мы прятали тела казненных ночью?
Тут нужен экзорцизм.
Священник есть, чтоб провести обряд.
Смарагад:
Я сильно сомневаюсь, что волшебник
проклятый некромант – поднял из мертвых
чудовище. Но ни тебя, и не Борангу
я не зову с собой.
(Поворачивается к гофмейстерам.)
Вы принесите мне вязанку дров и
сырой нефти.
Боранга:
Ах, господин мой, цель ваша какова?
Смарагад:
Вы скоро сами все, мои друзья, поймете.
Бэлтис:
Но там ведь окна есть. Они большие.
По лестницам подняться может стража
и отпереть дверь в спальню королевы.
В опасности она быть может оказалась,
ведь демон к ней пришел.
Смарагад:
И я об этом.
Он по всему желанный гость
в сей спальне,
поэтому закрыты эти двери.
А я не вор, чтоб лазить в окна…
(Возвращаются гофмейстеры, неся охапки хвороста и фляги сырой нефти.)
Сложите хворост.
Поливайте нефтью…
и поскорей…
(Гофмейстеры повинуются. Смарагад хватает один из светильников, развешенных по залу, и бросает на кучу хвороста. Немедленно огонь взлетает вверх по двери.)
Я подогрею ложе черного разврата,
сожгу вертеп в пределах стен дворца.
Боранга:
Да вы сошли с ума?
Спалите весь дворец!
Смарагад:
Огонь пожара скверну всю очистит.
Вот только мало дров огню,
сюда бы колдуна и прихвостня его.
(Огонь быстро распространяется по занавескам прихожей. На пол падают куски горящей ткани. Бэлти и гофмейстеры убегают.
Фрагмент горящего гобелена валится на Сарго.
Качнувшись, тот падает в огонь. Не в силах подняться, уползает, кричит, одежда ее пылает. Искры падают на королевскую мантию.
Король с проворством сбрасывает ее. Огонь поедает дверь и от нее отваливается большой деревянный фрагмент.
Пламя вспыхивает с новой силой. Боранга и Смарагад отступают.)
Боранга:
Ваше Величество, дворец горит…
Нам нужно поспешить, чтобы спастись.
Смарагад:
Вы говорите мне, огонь бессилен?!
Ах, это замечательный огонь!
Он скроет тайны этой спальни,
и принесет душе покой.
Пусть остается только пепел,
хоть трупов некроманту нет…
Боранга:
Сир, мы должны идти…
Смарагад:
Пойдем, иначе будет поздно,
мы дело сделали свое.
Оставь меня, Боранга…
Я зарежу развратников, покуда не сгорели
(Размахивая мечом, он прыгает через упавшую дверь в пылающую палату.)
Занавес
Посланец с Марса
Все это произошло осенью 1947 года, за три дня до ежегодного футбольного матча между командами Стенфорда и Калифорнийского университета, когда необычный гость из космоса приземлился в середине огромного стадиона в Беркли, где должен быть состояться матч.
В городах на берегах залива Сан-Франциско, в Беркли, Окленде, Аламеде и в самом Сан-Франциско, толпы людей видели в небе космический корабль, спускавшийся замедленно, и указывали на него друг другу. Мерцая медно-золотистыми бликами, корабль опускался по безоблачному осеннему лазурному небу, и над стадионом трасса его шла в виде медленно раскручивающейся спирали. Он абсолютно не походил на любой из известных типов воздушных кораблей и имел длину около сотни футов.
Форма корабля была яйцевидной и при этом более или менее угловатой, причем поверхность разделялась на десятки различных плоскостей со множеством ромбовидных люков из пурпурного материала, иного, чем тот, из которого был выполнен корпус. Вид корабля даже с первого взгляда наводил на мысль об изобретательном гении, о профессиональном мастерстве какого-то чужого мира; о людях, чьи представления о механической симметрии были определены эволюционной необходимостью, а органы чувств отличны от наших.