-- Ну вот, отлично! -- наконец, сказал Боб, потягиваясь. -- Теперь все ясно. Тебя отпускать одного никуда нельзя. У тебя крыша едет и тебе надо периодически вправлять мозги.
Все загалдели, бурно обсуждая услышанное. Фрэнк поморщился. Мыслями он был далеко отсюда.
-- Ладно, ребята, -- бросил он. -- Готовьтесь.
Он вышел из зала и быстрым шагом направился к лаборатории Берты. Распахнул дверь. Берта рассматривала что-то в микроскоп, делала быстрые пометки в блокноте.
-- А, Фрэнк, заходи! -- обрадовалась она.
-- Берта, а где... Где Ирэн?
-- Она уснула. Намучилась сильно. Я её спать отправила. Тебе бы тоже стоит отдохнуть. Ты уже на тень стал похож.
Он тяжело вздохнул, уселся на диванчик напротив стола. Помолчал.
-- Она смотрела на меня, как на кусок дерьма, -- бросил он хмуро.
-- Не преувеличивай. Ну да, лицо у тебя изменилось. Но это не страшно, Фрэнк. Сделаем тебе какое хочешь. Будешь опять красавчиком.
-- Дело не в этом, Берта. Она считает меня предателем. И правильно делает.
-- Опять начинается, Фрэнк. Твои муки совести уже всем надоели. Тебя никто никогда не упрекал. Ты прошёл такие пытки в руках этого мерзавца Райзена, что никто бы тебе ни одного слова не сказал.
-- Дело не в этом. Не в этом. Понимаешь. Я бы любые пытки выдержал.
Берта осеклась, удивлённо всматриваясь в его лицо.
-- А в чём?
Он вздохнул так тяжело, что, казалось, разорвётся сердце.
-- Стэнвуд, Камилла знает в чем.
-- Камилла? Она тут при чем? Райзен тебя кастрировать, что ли хотел?
-- Да нет же! -- взвился он так раздражённо, что Берта чуть на месте не подпрыгнула. -- Кастрировать. Какая разница, с яйцами или без, я болтался бы на виселице! Не в этом совсем дело. Не важно все это. Если узнаете, все меня проклянёте.
-- Фрэнк, знаешь, я не психиатр, не психолог. Но, по-моему, у тебя что-то с головой. Может это моя вина, что я слишком задержалась с твоим оживлением... Извини, что так получилось. Понимаешь, я никак не могла понять, почему вижу другое лицо. Потом решила, что вообще взяла не твой генетический материал. Стала думать, где раздобыть ещё. Столько времени упущено! И тут пришёл Роджер...
Фрэнк поморщился, он слышал это уже сто раз. Ему до смерти надоело.
-- Странно, Берта, -- проронил он, задумчиво обхватив рукой подбородок. -- Все говорят, что после смерти душа попадает в какой-то туннель, движется к свету. Я ничего не помню. Только боль, сожаление, досаду, что ничего не успел. И тьму. Куда делась моя душа? И потом как она вернулась? В моё тело. Может вообще не вернулась?
-- Не знаю, я учёный-материалист, -- саркастически возразила Берта. -- Мне чужда идеалистическая теория происхождения человека. -- Тогда и душа Райзена куда-то делась. Он-то воскресал много раз. И никогда, по-моему, его это не интересовало.
-- Ну да, Берта, в том-то и дело. Стэнвуд мне говорил. Райзен был романтиком, идеалистом. Поначалу. А потом стал диктатором. Может быть, потому что потерял свою душу?
-- По-моему, он так и родился. Без души, -- голос Берты стал жёстким. -- С холодным, расчётливым разумом. Ты боишься, что тоже стал бездушным?
-- Я изменился?
-- Незначительно. Стал более нервным. Все время дёргаешься, мучаешься. Что ты решил с Райзеном?
-- Завтра отправляемся. С ребятами. Все отключим.
-- Ну, это прекрасно! Что тебя смущает, Фрэнк? Что ты так мучаешься?
Фрэнк откинулся на спинку дивана, заложил руки за голову.
-- Берта, ну вот я убью Райзена. Но разве мне вернёт это два месяца жизни? Что мне даст эта месть? Он сидит в своём особняке. Брошенный всеми. Все его близкие люди у нас -- Роджер, Камилла. Стэнвуд.
-- Тебе надо памятник поставить за твой гуманизм, -- язвительно бросила Берта. -- Ты какой-то не от мира сего. Иди отдохни.
Фрэнк вышел в коридор и медленно направился к одной двери, заветной. Тихо отворил, проскользнул внутрь. Прислушался.
Железная кровать со старинными набалдашниками. Ирэн спала, положив руку под подушку. Так сладко, как маленький ребёнок. Он тихо присел рядом, вглядываясь в её лицо. Она выглядела такой беззащитной. Наклонился, поцеловал в щёку. Она вздрогнула, медленно раскрыла пушистые ресницы, поморгала, пытаясь разглядеть в полутьме нежданного гостя.
-- Фрэнк, господи! -- она вскочила, прижавшись к нему, всхлипнула. -- Почему ты сразу не сказал, что это ты. Что ты жив? Ты просто негодяй. Я столько страдала...
Его глаза непроизвольно наполнились слезами. Он прижал её к себе, зарывшись в спутанные, мягкие волосы. Сердце заколотилось где-то около горла, перехватило дыхание так, что стало трудно дышать.
-- Прости, я боялся, ты не поверишь, -- прошептал он. -- Я ведь изменился. Очень сильно.
Она выскользнула из его объятий, сжала его голову в руках, вглядываясь со счастливой улыбкой в глаза.
-- Ты дурачок. Как ты не понимаешь. Разве это имеет значение? Твои глаза, улыбка, руки, все твоё. Господи, если бы ты знал, как я тебя люблю.
Глава 19
Они выехали рано утром, как только солнце выглянуло из-за горизонта. Машина пронеслась стрелой до границы города, вылетела на шоссе, которое извивалось между невысокими холмами из красной глины.
Остановив машину, Фрэнк вылез и замер от восхищения. Перед ним раскинулось озеро, утопавшее в зелени. За рядами деревьев и кустарников ввысь поднимались высокие, остроконечные скалы, отражавшиеся вместе с белыми, пушистыми облаками в зеркальной глади.
Здесь был удивительно свежий воздух, дышалось невероятно легко. Он присел на корточки, зачерпнул чистой, студёной воды, и будто наяву увидел, как Ирэн бежит по берегу, по воздуху развевается её роскошная чёрная грива волос, подскакивают на бегу яблоки грудей. Бросается в воду, которая расходится зеркальными волнами.
Голос Боба вернул его в жестокую реальность:
--Фрэнк, ну ты размечтался. Пошли. Ё-моё.
Фрэнк с сожалением встряхнул головой, отогнав чудесное видение. Достал из рюкзака надувную лодку, и когда насос накачал воздух, прикрепил мотор, и скомандовал:
--Залезайте.
Сравнив раскинувшийся ландшафт с картой, он уверенно направил лодку к незаметному входу в гроте, утопавшему в листве, уже пронизанной осенней желтизной. Они оказались в длинном, извилистом коридоре, стены которого все больше и больше раздвигались по мере того, как они продвигались вглубь.
-- Интересно, и никакой охраны? -- спросил Фрэнк.
-- Раньше охраняли, теперь не до этого, -- ответила Берта. -- Хотя бдительности не теряй. Возможно, кого-то здесь все равно оставили.
-- Может мутантов напихали? -- предположил Боб. -- Каких-нибудь уродов с головой осьминога. Помнишь, как мы видели в лаборатории у тебя, Берта?
-- Сомнительно. Мои мутанты так нигде и не использовались. Остались пробные экземпляры. Да и живут они недолго, -- пояснила Берта.
Они дошли до ворот, встроенных в скалу. Фрэнк подошёл к кодовому замку, посветив фонариком, соединил какие-то проводки, разъединил другие. Ворота медленно, со скрипом поднялись.
За ними начинался огромный зал, уставленный оборудованием, встроенными в стену мониторами, на которых высвечивались столбики цифр, круги диаграмм, формулы и непонятные значки.
-- Берта, и все это для камер жизни сделали? Ни фига себе, -- присвистнул от удивления Фрэнк.
-- Нет, для чего это все построили, я не знаю, -- ответила она задумчиво. -- Вряд ли для камер жизни. Нам надо найти панель управления именно камерами.
От переливающихся люминесцентными красками стен, выполненных из странного, светящегося материала разболелись глаза. Фрэнк подошёл поближе, провёл рукой, от его прикосновения по стене прошла радужная волна. Он усмехнулся. Все здесь казалось настолько нереальным, будто он попал в павильон, где снимают кино.
-- Странный материал, похож на шёлк, но твёрдый.