И теперь, следуя этим своим особенностям и пользуясь тем, что делать больше было нечего, Конвей откинулся на спинку сиденья и наконец уснул.
Проснувшись, он обнаружил, что остальных, несмотря на все переживания, также сморил сон. Мисс Бринклоу сидела с закрытыми глазами, прямая как доска, похожая на какого-то невзрачного, вышедшего из употребления идола. Маллинсон прикорнул, подперев рукой подбородок. Американец даже похрапывал. «Вот это разумно, — подумалось Конвею. — Надо беречь силы, криком делу не поможешь». В ту же минуту он почувствовал легкое головокружение, сердце учащенно забилось, захотелось глотнуть воздуха. Конвей вспомнил, что однажды уже испытывал нечто подобное в швейцарских Альпах.
Он повернулся к окну и выглянул наружу. Небо совершенно очистилось, и в предзакатном сиянии дня перед ним открылась картина, от которой на миг перехватило дух. Далеко впереди, на пуховых перинах облаков громоздились цепи снежных вершин под ледовыми шапками. Они раскинулись широким полукругом и смыкались на западе с линией горизонта, пламеневшего буйными красками, словно на театральной декорации, нарисованной полубезумным гением-импрессионистом. На этой гигантской сцене самолет рокотал высоко над бездной, за которой, чуть не до самого неба, уходила ввысь отвесная белая стена. Едва ее коснулись солнечные лучи, стена заискрилась и засверкала подобно альпийской Юнгфрау, когда смотришь на нее со стороны Мюррена, только увеличенная в десяток раз.
Произвести впечатление на Конвея было не так-то просто, его мало трогали знаменитые виды, для обозрения которых местные администраторы позаботились расставить садовые скамеечки. Однажды Конвея повезли на Тигровую гору в окрестности Дарджелинга — наблюдать рассвет над Эверестом, и высочайшая горная вершина мира откровенно разочаровала его. Устрашающее зрелище за окном относилось к совсем иной категории — оно не было рассчитано на то, чтобы им восхищались. От этих неприступных, закованных в лед пиков исходила чудовищная первозданная сила, и приближение к ним было величайшей дерзостью. Конвей начал что-то прикидывать, сверяться с воображаемыми картами, вычислять расстояния, время и скорость. Тут он заметил, что проснулся Маллинсон. Конвей тронул его за руку.
Глава вторая
Верный себе, Конвей не стал будоражить пробудившихся спутников и громко восторгаться вместе с ними, но когда Барнард, немного погодя, спросил, что это за местность, по его мнению, Конвей принялся отвечать с непринужденностью университетского профессора, читающего лекцию студентам.
— Весьма вероятно, — сказал он, — что мы все еще в Индии, несколько часов летим на восток, с большой высоты многого не разберешь, но, видимо, вдоль русла какой-то реки, которая тянется с запада на восток или с востока на запад. Если память мне не изменяет, так выглядят верховья Инда. Это один из живописнейших уголков земли, и вы можете сами убедиться в этом.
— Значит, вам известно, где мы находимся? — перебил его Барнард.
— Нет, мне в этих краях бывать не приходилось, но не удивлюсь, если вон та гора — Нанга Парбат, на которой погиб Маммери[7]. Судя по рельефу, очень похоже на то, что я о ней слышал.
— Вы сами случайно не альпинист?
— В молодости любил полазать по горам, но обычными турпоходами в Альпы все и кончилось.
— Подумаем лучше, куда мы летим, — раздраженно перебил Маллинсон. — Вот что мне больше всего хотелось бы знать.
— По-моему, мы летим вон к тем дальним кряжам, как вы полагаете, Конвей? Извините, что обращаюсь к вам запросто, но раз уж нам придется вместе пережить это маленькое приключение, наверно, можно без формальностей.
Конвей считал вполне естественным, когда к нему обращались по фамилии, и извинения Барнарда показались ему излишними.
— Да, конечно, — отозвался он и добавил: — По-моему, эта горная цепь — Каракорум. В ней есть несколько перевалов, и если наш пилот…
— Наш пилот? — взорвался Маллинсон. — Вы хотите сказать «наш псих»! По-моему, пора уже отбросить версию о похищении. Пограничные территории далеко позади, никаких кочевников тут и в помине нет. Единственное объяснение, которое приходит на ум — этот тип ненормальный. Только псих мог залететь в такую дикую даль.
— А я уверен, что такое под силу только очень опытному пилоту, — возразил Барнард. — Я в географии не силен, но насколько понимаю, это высочайшие горы мира, и чтобы перемахнуть через них, требуется очень большое мастерство.