И Анита все время будет здесь.
Она охотно переехала в Венецию, и ей очень нравилось заниматься тут, на лужайке. Дом, конечно, чужой, но благодаря маминой работе он казался Аните уже почти своим.
— Мама! — крикнула она, войдя в комнату. — Ты не видела Мьоли?
Мама, стоявшая на лесах под потолком, даже не услышала ее. Она была поглощена своей работой и музыкой, которая доносилась из маленького приемника.
Анита позвала маму еще раз, потом поняла, что делать это бесполезно, придется искать котенка самой. Она опустила рюкзак на видное место у двери — так мама поймет, что она ушла, — быстро вернулась в сад, подняла тяжелую задвижку на дверце в ограде и вышла на один из каналов залитой солнцем Венеции.
Венецианцы называли это здание Разрисованным домом из-за того, что все стены в нем покрыты живописью. Дом находился в районе Дорсодуро, в южной части города, там, где, по мнению жителей, только и остались еще последние настоящие венецианцы.
Анита всего несколько месяцев назад приехала в этот волшебный город на воде. Звали девочку Анита Блум. Анита — ей исполнилось двенадцать лет — счастливая, причем единственная, дочь итальянской художницы-реставратора и английского банкира, оставшегося в Лондоне, но собиравшегося приехать к ним. Несмотря на то что, любил повторять ее отец, не так-то просто убедить банк переехать из Лондона в Венецию.
— Вот увидишь, Венеция понравится тебе! — сказал отец на прощание, когда Анита с мамой уезжали. — Ну, поторопись. И не плачь. А почувствуешь, что скучаешь по Лондону, садись в самолет. Рейс каждый час!
Все верно, думала Анита, пробегая вдоль канала Борго в поисках котенка. Кроме одного — она нисколько не скучает по Лондону. А в самолет садился ее папа, когда хотел навестить ее.
Девочка заглядывала во все закоулки, во все ворота, осматривала плющ, поднимавшийся по стенам домов, смотрела на крыши, спрашивала прохожих, не видели ли они случайно черно-белого котенка с пятном вокруг глаза. Никто не видел Мьоли.
По мере того как Анита удалялась от Разрисованного дома, город — этот лабиринт из воды и света — все больше восхищал. Освещенные ярким солнцем крыши с их кружевным рисунком походили на пламенеющие гирлянды, а фасады дворцов казались позолоченными.
— Мьоли! — который уже раз позвала Анита, выходя на совершенно пустую площадь Святого Тровазо. Ни души не было ни на солнечной стороне, ни в тени огромной церкви, ни на пятнистой брусчатке. Одна только Анита бродила тут в поисках своего пропавшего котенка.
Девочка остановилась. Эта удивительная, необыкновенная тишина, какую невозможно себе представить ни в каком другом городе, помогала ей думать. А думать Анита любила.
Ей нравилось улетать за какой-нибудь мыслью, оказаться у нее на поводу, уходя в разные стороны, куда только она может повести, а потом вдруг спохватиться, вспоминая, что же она только что делала или что нужно сделать.
Найти котенка.
Немедленно.
Она огляделась. Ее дом находился недалеко, на соседней улице. Отсюда даже видна беседка, увитая глициниями. Значит… Если Мьоли перескочил через невысокую каменную ограду, он легко мог перебраться и на тот большой желтый дом, а потом по крышам отправиться в старый монастырь и спрыгнуть на землю…
— Практически куда угодно мог убежать, — решила Анита, оглядываясь.
Она повертела в руках резинку.
Кошки обычно привязываются к одному месту, подумала она.
В таком случае она знает, где искать Мьоли. В небольшом помещении на площади Святого Тровазо. Это последний в городе ангар, где еще строят гондолы. Три недели назад Мьоли убежал туда, спрятался между лодками и пропал. Оказывается, сидел в гондоле.
Анита невольно улыбнулась. Да, решила она, наверное, он опять забрался туда.
Крытый ангар для лодок на площади Святого Тровазо представлял собой небольшой деревянный дом, очень похожий на сельский домик в Альпах, отчего казалось, будто он упал сюда, на берег лагуны, прямо оттуда. В ангаре стояли на деревянных подставках только три гондолы, и вроде бы никого не было.
Анита смотрела внутрь сквозь решетку, прислонясь к ограде, потом услышала чьи-то шаги.
— Извините! — сказала она, привстав на цыпочки. — Извините!
Из деревянного домика вышел высокий, сутулый человек, и девочка спросила, не видел ли он котенка.