А настоящие инструкции, решила Анита, содержатся все же не в конверте, а в детском стишке и в часах на ее руке. Это значит… Что теперь человек будет искать ее?
— Подумать только, — проговорила девочка и натянула рукав, спрятав часы.
Анита поспешила домой, окликнула маму, желая убедиться, что ее нет дома, достала записную книжку Мориса Моро и задумчиво посмотрела на нее.
Было что-то такое в этой книжке и в посвящении, что она никак не могла понять и что даже сегодняшняя встреча с переводчиком нисколько не прояснила.
Анита открыла книжку.
Закрыла.
Снова открыла.
Перелистала который уже раз все двадцать ее страниц. Рамочка на странице два пустая, как и рамочка с рисунком пылающего замка, и последняя… Нет!
У Аниты едва не остановилось сердце. Оно просто замерло. Она снова увидела в этой рамочке убегающую женщину.
Именно там, где Анита видела ее в последний раз.
— Томми… — в испуге прошептала девочка.
Но Томми не было рядом.
Анита находилась в комнате одна. И дома одна. Она машинально протянула руку к странице с рисунком.
Ей понадобилось немало времени, прежде чем она набралась смелости коснуться его. И как только коснулась, почувствовала, как ее окутали запахи и звуки, которые не имели ничего общего с венецианскими. Это были звуки и запахи леса или сада. Где-то очень и очень далеко.
Потом она услышала голос. Он прозвучал прямо в сознании Аниты.
— Помоги мне, — произнесла женщина. Девочка судорожно сглотнула.
— Кто ты такая? — обратилась она к рисунку в записной книжке.
— Я — последняя. И мне нужна помощь.
— Как это понимать — последняя?
— Я — последняя жительница Умирающего города.
«Умирающий город», — мысленно повторила Анита и почему-то без всякой причины стала повторять детский стишок, который прочитал переводчик.
— Где ты? — спросила Анита.
— Я прячусь.
— Ты в опасности?
— Да. И я стара. Теперь уже стара.
— А почему ты в опасности?
— Потому что все еще живу здесь. А ты? Ты кто? Дочь Мориса?
Сердце Аниты опять замерло.
— Нет, — прошептала она. — Я не дочь Мориса.
— Тогда кто ты?
— Я — Анита. Анита Блум.
Изображение женщины слегка заколыхалось, словно вода в озере от ветра.
— Что с тобой?
— Мне нужно идти.
— Куда?
Звуки, запахи и голос, заполнявшие сознание Аниты, стали медленно гаснуть.
— Он пришел.
— Кто он?
Девочка почувствовала, что контакт исчезает. Отняла руку от рисунка и увидела, как он очень быстро посветлел и исчез, будто растворился на белой странице.
И тут услышала за спиной шум. Кто-то открывал ключом дверь.
Щелк-щелк-щелк.
Анита словно очнулась. Закрыла записную книжку, снова спрятала ее в ящик и поспешила к дверям, чтобы обнять маму.
Они с мамой спокойно поужинали, разговаривая о пустяках, а Мьоли при этом все время терся об их ноги под столом. Анита ничего не сказала маме о событиях этого дня.
Когда стали мыть посуду, госпожа Блум сообщила дочери, что разговаривала с ее отцом по телефону.
— Он хотел знать, — прибавила она, — какие у нас планы на ближайшее будущее.
Анита, пустив горячую воду, сказала:
— Никаких.
Ее мама завернула миску с оставшейся после ужина зеленью в прозрачную пленку.
— Мы могли бы позвать его сюда.
— Это было бы чудесно, — заметила Анита.
Уже целый месяц она не видела отца.
Госпожа Блум открыла холодильник и поставила туда миску с зеленью.
— Или, если хочешь, можешь сама поехать к нему.
— А ты?
— У меня много работы… — вздохнула художница-реставратор. — И как раз сейчас не могу прервать ее…
Анита догадалась, что стояло за этим разговором: папа хотел видеть ее, Аниту. А мама предпочитала, чтобы она сама поехала в Лондон и чтобы папа не приезжал в Венецию, потому что тогда ей не пришлось бы прерывать работу в Разрисованном доме.
— Подумаю, — сказала Анита.
Оставшись в кухне одна, девочка домыла посуду и уложила тарелки в сушилку, чтобы с них стекла вода. Она слышала, что мама набирает воду в ванной, а потом коротко поговорила с папой по телефону.
Анита вытерла мойку и в наступившей тишине услышала какой-то странный звук, словно кто-то медленно и осторожно царапался.
Звук шел от окна в кухне.