Библиотекарь кивнул. Ни слова не говоря, он взял Суду, положил в шкатулку и вышел из зала. Грант с Ридом последовали за ним. Тот, вместо того чтобы подходить к полкам, направился к своему столу. Рядом с ним стояла деревянная тележка, где лежали книги, которые надо было вернуть на полки. Библиотекарь взял одну из верхних – тонкий томик в черно-красном переплете – и вручил ее Риду. Когда профессор открыл ее, Грант вдруг почувствовал аромат миндаля и розы – цветочное благоухание в пыльной пустыне библиотеки.
– Наверное, Марина ее читала, – сказал Грант, представив, как надушенное запястье касается края страниц. – Что это?
Рид вытащил стул и сел у одного из столов, перелистывая книгу. Грант пытался бороться с отчаянным нетерпением, которое ворочалось внутри него.
– Это описание Троянской войны. – Рид поднял голову от книги. – Применен типичный прием для литературы того периода – появляется дух второстепенного персонажа из «Илиады» и рассказывает изнывающему от тоски путешественнику о том, что именно у Гомера написано неправильно. В поздней Античности появился фактически целый поджанр. Данная работа представляет большую ценность именно для нас потому, что человек, ее написавший, очень хорошо знал лемносский культ Гефеста. – Увидев выражение лица Гранта, профессор устало улыбнулся. – Ваша догадка оказалась верной. Согласно введению, Филострат был жрецом культа Гефеста на Лемносе. – Рид снял очки и потер глаза. – Он, наверное, гораздо лучше других знал историю культа и всех его сокровенных тайн. Вообще, оказывается, существует целая школа мысли, пронизанная мистической многозначностью, понять которую способны только посвященные в культ, – используются секретные слова, которые случайному читателю покажутся совершенно невинными. Но есть в тексте особенно замечательный отрывок. Вот он:
«Белый остров лежит в Черном море, на опасной его стороне; то есть если заплыть в устье этого моря по левую руку. Он около тридцати стадий в длину, но не более четырех стадий в ширину, из деревьев на нем растут тополя и вязы; некоторые сами по себе, другие были посажены по дорожкам вокруг святилища. Святилище стоит возле Меотийского моря (которое впадает в Черное море), а статуи в нем, вырезанные Фатесом, – Ахилл и Елена».
– И где это Меотийское море?
– Меотида – греческое название того, что сейчас называется Азовским морем.
Рид поднялся и принес атлас с одной из полок. Но Грант в жизни не встречал ничего похожего на этот атлас. Картографы, похоже, были пьяны – все знакомые линии оказались искаженными, а места, которые он мог узнать, носили незнакомые названия. Италия была не длинным узким сапогом на высоком каблуке, к которому он привык, а широким неуклюжим рабочим ботинком. Мир изображался не таким, каким он был, а таким, каким люди когда-то его увидели.
Рид листал страницы, и карты понемногу менялись. Размытые линии становились более точными, в раздвинувшиеся берега пробирались заливы и проливы, амебообразные материки обретали спинной хребет, суставы и дополнительные отростки. Теперь карты уже были печатные, а не нарисованные от руки, и очертания на них стали более узнаваемы. Но названия по-прежнему выглядели непривычными, чужими.
– Вот оно.
Это была карта восточной части Черного моря, помеченная тысяча семьсот двадцать девятым годом. Рид указал на то место, где Азовское море соединяется с Черным.
– Киммерийский Босфор. – Он покачал головой, ругая себя за ошибку или промашку, о которой только ему самому было известно.
– Когда Одиссей отправился искать проход в Аид, Киммерия оказалась последней страной, которую он миновал до того, как пересек Океан. Древние греки верили, что киммерийцы были реальными людьми, которые жили в реальное время. По словам Геродота, они обитали возле северо-восточного края Черного моря. Он утверждает, что цивилизация была уничтожена завоевателями, но название их народа сохранилось…
– …в географических названиях, – закончил фразу Грант, вспомнив предыдущие разговоры. – Которые исчезают не скоро.
– Отсюда и Киммерийский Босфор. Эвксинский Босфор, тот, который нынче считается единственным Босфором, вел в Черное море из Мраморного и Эгейского, а на другой стороне моря Киммерийский Босфор вел дальше, в Азовское море. Кажется, нынче он называется Керченский пролив.
– И вы считаете, что Марина именно это и узнала – что Белый остров где-то там?
– Это то, что утверждает Филострат и с чем соглашается Одиссей.
Грант посмотрел на карту:
– Но тут же нет никаких островов. – У него в душе кипела досада, он захлопнул книгу. Занимаясь выяснением того, над чем Марина работала, он хоть как-то отгонял от себя ощущение беспомощности. Но и тут они оказались в тупике. – Мы должны найти ее.
Рид посмотрел на него усталыми глазами:
– И как вы это будете делать в городе с почти миллионным населением?
– Обратиться в полицию?
– Полиция, скорее всего, нас и арестует. У нас даже паспортов нет. – Рид печально покачал головой и тронул Гранта за руку. – Мне очень жаль. Думаю, надо сказать обо всем Джексону.
– Господи боже мой! – Джексон бросил стеклянную пепельницу через всю комнату. Она ударилась в хлипкую стену, отскочила и приземлилась на ковер. – Это ты виноват, Грант.
– При чем здесь я? Не я же ее похищал.
– Да никто ее не похищал. – Джексон в ярости шагал по комнате. – Она с самого первого дня шпионила за нами для своих советских друзей. А иначе почему мы все время на них натыкались – может, мы пользуемся услугами одной и той же турфирмы? Как они нашли вас на Лемносе? Как они могли найти нас в Афинах, а в доме Сорселя оказаться на полчаса позже нас? Как они так быстро добрались до нас на Змеином острове?
– Не знаю. Но это не Марина. Она шесть лет хранила табличку и никому ничего не говорила.
– Может быть, она не знала ценности этой таблички. Господи! Нельзя было ей вообще доверять. Когда в Вашингтоне узнают, они меня нашинкуют, как капусту, и сожрут с майонезом.
– А если она шпионка, почему она сейчас сбежала? Ведь самое главное – прочитать табличку, а Рид вот-вот это сделает.
По лицу Джексона промелькнул ужас:
– Где табличка?
– У меня в комнате. – Рид наблюдал за перепалкой из безопасного угла. Он казался смущенным, словно гость, вынужденный присутствовать при семейной ссоре хозяев. – Она по-прежнему там. Я проверял десять минут назад.
– Марина думала, что она вернется, – она все вещи оставила в библиотеке.
– Ну это как раз доказывает обратное. Ты, Эйнштейн, думаешь, ей не приходило в голову, что надо оставить ложный след, чтобы задержать нас?
Что-то сработало внутри Гранта. Не успел Джексон позаботиться о том, чтобы защититься, как Грант, преодолев комнату в три широких шага, схватил его за грудки и вздернул над полом. Он впечатал Джексона в стену и принялся трясти, словно крысу. Его охватила ярость – и, отведя голову назад, он изо всех сил ударил своей макушкой Джексона в лицо. Что-то хрустнуло, из носа американца потекла кровь.
– Пусти меня.
– Отпущу, когда извинишься.
Джексон фыркнул, пытаясь втянуть кровь носом.
– За что извиниться? За то, что обидел твою шлюшку-коммунисточку?
Невозможно представить, что сделал бы Грант в следующий миг, но тут раздался стук в дверь. Все трое повернулись туда.
– Не сейчас, – прохрипел Джексон.
Может, он тихо говорил, а может, его за дверью не поняли. Дверь открылась. В коридоре стоял престарелый портье в белой тужурке. Увидев, что происходит в комнате, он переменился в лице.