– Выходит, из этого шестьдесят первого элемента, прометея, можно сделать атомную бомбу?
– Ну точно никто не знает, потому что никто еще не пробовал. Но были сделаны расчеты. Теперь это так происходит. – Джексон потряс головой, пытаясь стряхнуть каплю, которая затекла ему в глаз. – Сидит в комнате кучка гениев с логарифмическими линейками три года, и в конце концов получается бомба. Ты представляешь, эту бомбу в Хиросиме даже предварительно не испытывали. Просто у них по расчетам все сошлось.
– И Мьюр это знает?
– Мьюр знает, что металл может подойти. Но не знает, почему он нам так нужен. Надеюсь. Вот черт! – Джексон стукнул пяткой по полу. – Ублюдок. За дураков нас держал.
У стены зашевелился Рид:
– Какая разница?
– Как разница? Да вы вообще меня слушали?
– Очень внимательно. Вы говорили, что Сталин ничего не делает, потому что считает, что у вашей страны есть ядерный арсенал.
– Которого на самом деле нет.
– Но он этого не знает. Тогда выйдет так, что ваши здешние приключения заставят его задуматься – почему вы так отчаянно стремитесь завладеть этим необычным металлом.
В дверях появилась тень.
– Решил заглянуть к вам поздороваться.
Это был Мьюр. Мокрая рубашка прилипла к его груди, и он казался более худым, чем раньше, даже каким-то одичавшим. Выражение лица Джексона было таким же незатейливым – кажется, если бы мог, он бы кинулся на Мьюра и разорвал его. Но стальной нос автомата Томпсона, торчащий из-за плеча Мьюра, заставил Джексона передумать.
– Пришел пошпионить за нами?
– Я вообще-то уже отошел от дел. Мечтаю о светленьком домике в рабочем раю.
– Давно ли? – Злость Джексона прошла так же быстро, как и появилась. Осталось только горькое чувство поражения.
– Ну, некоторое время. У меня в университете были друзья. Уже тогда кое-кто из нас понимал, что только у Советов хватит духу противостоять фашистам. Некоторые юные идиоты отправились в Испанию, чтобы безнадежно-романтически там погибнуть. Мы хотели сделать что-нибудь такое, что действительно изменило бы ход вещей. Мы хотели помочь им.
– Помочь? Где, в чем? В лагерях? В инсценированных судах? В расстрелах?
– Они спасли мир, – отрезал Мьюр. – А мы, да и янки, – так, с боку припека. Они выиграли войну на восточном фронте, платя за победу жизнями. Знаете, сколько их погибло? Миллионы. А теперь посмотрите, что вы собираетесь им устроить. Зачем американцам так нужен шестьдесят первый элемент?
Мьюр уставил на Джексона холодный вопросительный взгляд. Джексон смотрел в пол и крутил веревки у себя за спиной.
– Господа в Вашингтоне хотят привести пример своим бывшим союзникам. Дать Советам пищу для размышлений. Не Москва и не Берлин… наверное, Сталинград. Показать, что они могут сделать то, что не удалось нацистам.
– Это было бы поучительное зрелище, – пробормотал Рид. – А вы что собираетесь с ним делать?
– Разве непонятно? – пожал плечами Мьюр.
Гранта охватило оцепенение, такое же, как и тогда, в Белых горах, когда он навел пистолет на Алексея и попытался спустить курок. Он посмотрел на Джексона, который ответил ему полным холодной решимости взглядом, а потом перевел глаза на Мьюра.
– Не знаю, кто хуже – ты или он.
Лицо Джексона было жестким и безжизненным.
– Думаю, скоро узнаешь – когда они заберут себе щит.
– Ничего не меняется, – произнес Рид.
Он кивнул на резьбу на стенах, на длинные панели, заполненные миниатюрными изображениями людей и лошадей, колесниц и оружия. На одной из панелей двое воинов стояли между курганом из оружия и кучей мертвых голых тел. На другой мужчина тащил группу женщин к входу в шатер.
– Может быть, – ответил Мьюр. – Но вряд ли в следующей войне найдутся герои, которых захотят воспеть поэты. – Солдат за его спиной что-то тихо сказал. Мьюр кивнул и повернулся, чтобы уйти. – Наверное, мы с вами еще увидимся. Хотел просто, чтобы вам кое-что стало понятно. Ну, в память о прежних днях. Надеюсь, для вас это не стало таким уж сюрпризом.
– Не стало, – вдруг произнес Рид. – Ты всегда был дерьмом.
Тишина осела в маленьком помещении, словно пыль. Слышно было, как в главном зале звенят и брякают сокровища храма. Их собирали и выносили оттуда, время от времени раздавались голоса солдат. Джексон забрался в угол подальше от остальных и делал вид, что спит. Рид задумчиво разглядывал резьбу на стенах. Грант, извиваясь, подобрался поближе к Марине.
– Они сделали тебе больно?
– Немного. Им не пришлось работать долго. Мьюр им и так все рассказал.
– Если мы выберемся отсюда, я убью его. – Он не видел ее лица, но понял, что она улыбается. – Какая физиономия была у Джексона, когда он понял, что Мьюр – один из них… На это стоило посмотреть. Он еще будет смеяться последним. – Грант повернулся, чтобы видеть ее. – К тебе это не имеет отношения. Может быть, ты могла бы убедить их. В конце концов, у тебя брат… Заставила бы их подумать…
– Нет. – Она, закинув голову, коснулась затылком стены. – Если бы и могла, я бы тебя не оставила.
– Мы выберемся.
– Ну, это вашего положения не облегчит, – произнес голос от двери.
Все четверо подняли глаза. В проеме стоял Бельциг. Он больше не был гордым арийцем, конкистадором от археологии, каким выглядел на той фотографии. Спина ссутулилась, а неудачный покрой костюма только подчеркивал угловатое тело. Глаза были окружены глубокими морщинами.
– И вы пришли позлорадствовать.
Бельциг что-то тихо сказал часовому и вошел в квадратное помещение. Он подошел к дальней стене и взял из ниши потемневший от времени шлем. Подержал его в руках, глядя так, словно мог увидеть древнее лицо под шлемом, и что-то пробормотал.
– Что?
– Я пришел предложить вам помощь.
Грант замер:
– Почему?
Бельциг мотнул головой в сторону двери:
– Вы что, думаете, я с ними? Они же совсем нам чужие. Просто звери. Они не понимают, чем владеют. Они расплавят этот щит, бесценный артефакт, и только для того, чтобы сделать бомбу. А ведь он был создан богами. Теперь люди хотят забрать его силу и стать как боги. – Бельциг смотрел в темноту внутри шлема. – Щит они получили и теперь отправят меня обратно в Сибирь. Или еще хуже. – Он вздрогнул всем телом. – Я не могу к ним возвращаться.
Джексон сел:
– Что вы предлагаете?
– Их немного. Ваши солдаты хорошо сражались и многих убили. Теперь осталось только четверо плюс полковник Курчатов и английский шпион. – Бельциг полез в карман пиджака и вытащил два пистолета – «уэбли» и кольт Джексона. – Если я освобожу вас, вы их убьете.
– Это вы по доброте душевной делаете?
Бельциг, кажется, не понял, что означает это выражение.
– Если вы спасетесь, то возьмете меня в Америку. Вы добьетесь моего помилования. Знаете, как это в Германии называется? Персилшайн.
– Отбеливание, – пробормотал Грант.
Он смотрел на Бельцига. И вспоминал изувеченную руку Молхо и жуткий труп, который они нашли в ночном клубе Пирея. Он вспомнил рассказы Марины о том, что именно Бельциг делал на Крите. Но больше всего Грант думал о той усмешке на фотографии. Чудовища, которых древние греки пытались загнать под землю – гидры, горгоны, василиски и циклопы, по-прежнему ходили по земле. Человек перед ним, с веснушками на лице и в плохо пошитом костюме, был одним из них.
– Конечно, – заверил его Джексон. – Кому надо ворошить прошлое. Ты вытаскиваешь нас отсюда, а я обеспечиваю тебе билет в США, первого класса. Может быть, мы и работу тебе подыщем в Смитсоновском институте.
– А щит – вы его сохраните.
– Честное слово.
Кажется, Бельцига это удовлетворило. Он вытащил складной нож и присел на корточки у Джексона за спиной. Через миг руки Джексона были свободны. Он потер запястья и схватился за кольт, пока Бельциг разрезал веревки на руках у остальных. Грант взял свой «уэбли». Ему было приятно снова ощутить привычный вес пистолета в руке.
– Вот что мы сделаем.