- Я буду молчать, если ты меня напоишь, - прохрипела я. – Принеси мне воды.
Кстати, не сразу, но в этой просьбы было моё спасение. Здесь же у него нет воды. Медленно, не решаясь, но оно отпустило меня, отступя на расстояние.
- Я не буду кричать, я хочу пить. Пожалуйста, - добавила я. – Воды. – Показала я жестом. Вдруг мне повезёт, и оно поймет мою просьбу.
И оно поняло. Ура! Развернувшись, зверь вышел из сумерек, и его проглотила темнота.
Это шанс. Возможно, не очень хороший, но шанс. И выждав пару минут, когда всё стихнет, я поднялась. От долгого сидения, покачнулась, и чуть не бухнулась обратно. Стоять, женщина! Ещё раз прислушалась. Ни шороха. И пошла в том направлении, откуда пришёл зверь. Пару шагов я сделала смело, пока хоть и густые, но сумерки из-под потолка лились под ноги. А потом полный мрак – и шагнуть дальше было невозможно.
Выставив руки, я как слепец, пошла наощупь. Так, что это? Сучки, земляные стены, деревянные бруски. И босые ноги смелее зашагали по прохладной сырой земле. Я шла вперёд, натыкаясь на стены и доски, разворачивалась и шла дальше. Вдруг скомканные волосы зашевелил робкий ветерок. О! Это хороший знак. Выход близко.
- Далеко собралась? – также неожиданно, внезапно прозвучал мужской голос, да сколько можно угодно подбирать синонимов к этому слову, что никак не умоляет случившегося. Голос! Со мной разговаривали! И важен был не смысл, а сам факт произошедшего. Смысл слов я не впустила ни в одно ухо. Кто же это мог быть? Чей голос со мной разговаривал?
- Шагай обратно, воды я принес, - снова отозвался говоривший. Воды принёс. Воды принёс, перебирала я в голове. Это не поисковики. Точно. За водой уходил зверь. Но как же так? Я промолчала, послушно обернувшись, и прошла обратно, усевшись на прежнее место, где из-под потолка струился робкий свет. Именно он поможет мне увидеть говорившего, не полностью, хотя бы различить его очертания. Я не могла поверить, что существо заговорило, и до последнего думала, что это что-то другое.
Но нет. Другого не было. Напротив, меня, под сизыми сумерками, стоял всё тот же зверь, и из его горла доносилось не фырканье или рычанье, а слова. Понятные для меня, четкие слова. Вот тебе и на! Он, что разговаривает? Он понимает речь… а я его, как только не облюбовала…
Оно опустилось чуть поодаль, и отпив из пластиковой бутылки воды, затихло, сверля мой изумленный взгляд пронзительными глазами.
- А.н.я. – Я вздрогнула снова, услышав его голос и обратилась во внимание. - А.н.н.а, А.н.е.ч.к.а, А.н.ю.т.а, - смаковал моё имя говоривший, пропуская сквозь зубы и язык каждую букву. – Для меня это имя открылось, с другой стороны. Особенно, когда оно звучало из уст твоей мамы. Никто не умеет так нежно и ласково произносить имя человека, как его мать. Голос своей я уже и не помню. – Замолчал он, и отпив глоток, продолжил. – У тебя красивое имя. Такое же красивое, как цветочек – Анютины глазки. Мама любила цветы, а эти особенно. Они первыми расцветали под окнами нашего дома, здесь в Увыле…
Жаль, что ты уже не можешь увидеть, как красиво здесь было до пожарища. Мои все давно уехали отсюда, а я вот не могу. Это место, где я родился, где похоронена моя мать. Оно держит меня. Открою секрет. У меня есть мечта – восстановить его. Лучше прежнего. Вот только люди вряд ли позволят это сделать. Люди, люди, люди… везде эти проклятые люди. Всё зависит от них. Все мы зависим от них. – Он опять замолчал.
И столько печали и горечи было в его глазах, что сердце опять ёкнуло от жалости к этому существу, как для себя я его называла. Страх, который я испытывала в его присутствии немного спадал. Немного. Чувство самосохранения держало меня настороже, ведь то, что сейчас изливало передо мной душу далеко было не безобидным собеседником, и с легкостью меняло своё мнение и душевный настрой. Уж что-то, а это я хорошо поняла. Его настроение было непредсказуемым майским ветерком, то отдувающим жаром, то холодом.
– Не люблю людей. Нужно заметить. И ваше дурацкое вмешательство, ваша забава – взбесила меня до крайности. Давно я так не злился. Я б их всех…, - брызнул слюной он. – Всех до одного порешил… если бы не твоё присутствие. Ты спасла своих глупых юнцов, с жиру бесящихся от безделья. И так бы им и надо! И я думаю, они ещё заявятся сюда, одни, без помощи. Искать тебя. Их мучает совесть. И я не отвечаю за себя… - огрызнулся он, и сплюнул. – Деда чуть жизни не лишили. Он человек. Старый никому ненужный человек. Я за ним приглядываю, а он скрашивает моё одиночество. Придётся отпаивать его не один час. – Продолжал он размеренное повествование. Похоже ему уже давно нужно было выговориться. И этими ушами стала я. На исповеди у зверя я была впервые. Я продолжала молчать, не смея прерывать лившуюся речь. Я смотрела и слушала. Внимательно смотрела на говорившего. И внимательно запоминала его голос, тембр, интонацию с которой он говорил. Я привыкала. Да, точно, с каждым словом я привыкала к его голосу, и не чуралась его как на первых словах.