Зазвенел большой колокольчик, возвещавший всех об окончании линейки, и директор, приятная, ухоженная женщина в летах, ещё поздравив всех, попросила прошествовать по классам. Школа. О! Школа Увыла! Ей, как и самому селу, должно уделить особое внимание: одноэтажное, растянутое здание, с печным отоплением, кочегаркой и кочегаром, с огромными окнами, с небольшим холлом по середине, и просторным коридором, от которого, расходились двери в классы. Класс биологии и химии, располагался почти на самом конце этого светлого коридора, и чтобы в него попасть, приходилось лавировать между бегающими и кричащими детьми, не считая старшие классы, в том числе и мой. О! Эти товарищи уже смотрели на этот мир по-другому, важно и со знанием дела, расхаживая по своей родной школе.
«Особенностью» школы было то, что вторая его половина, была детским садом. Да-да, настоящим детским садом! Вход которого был с торца, во избежание контактов детсадовцев и школьников. И с одной стороны здания раскинулась футбольная площадка с гимнастическим комплексом, а с другой – разноцветные детские площадки, с домиками, горками, качелями и верандочками. Лишь позже мы поняли, что такое близкое соседство частенько мешало учебному процессу из-за плача или детского крика. И этот казус, один из многих, присущих этому месту, которых здесь было предостаточно! Я не была в восторге и от школы, и от села, а когда в добровольно-принудительном порядке приняла классное руководство, и вообще, начала придаваться унынию и панике.
А уныние, некая заброшенность, покинутость, одичание, запустение – присутствовали повсюду, и медленно, но верно давили на мозги, нагоняя мрачное, безрадостное состояние, непрошенную тоску и сожаление о своём поступке. Родом я была из большого, продвинутого посёлка городского типа, расположенного в близкой доступности большого города, в котором мы с Ларисой и учились. И была избалована и приучена практически ко всем благам цивилизации, а здесь мало кто знал, что такое кабельное телевидение или оптика волоконный интернет, что такое крупные торговые центры, кинотеатры, ночные клубы, пробки на дорогах, и метро. Здесь царило первобытное существование – земледелие, охота, рыбалка, скотоводство, собирательство, так как село окружали богатые сосновые боры, реки и речки, и чернозёмные поля. Население было фермерами, земледельцами, охотниками и рыболовами. Люди сами себе выращивали пропитание, варили вино, выбираясь в город лишь за товарами, не продаваемыми в этом месте. Кроме этого, в километре отсюда был большой животноводческий комплекс, продукция с которого, как и со своих хозяйств, шла на реализацию в город.
Увыл состоял из двух довольно протяженных параллельных улиц, с центральным, как ни странно, хорошим асфальтированным заездом, плавно переходящим в крепкую грунтовую дорогу, ведущую на небольшую центральную площадь, где вековала старая, облупленная, и опоясанная строительными лесами, церковь, подпирающая невысокое осеннее небо, остриём двух колоколен, одно из которых медленно, но верно реконструировалось, и радовало жителей сверкающей позолотой купола. Купол же другой колокольни, радовал глаз невысокой, плакучей берёзкой, так замечательно растущей на разрушающихся камнях.
Церковь была действующей, и распахивала свои двери по святым праздникам. И нам настоятельно советовали там побывать, чтобы узреть старинные иконы и росписи. Тут же, напротив церкви, расположилось здание магазина, ещё один магазин был рядом с заездом, и всё – шопинг на этом заканчивался. Магазины работали не долго, и не блистали разнообразием ассортимента, даже самого необходимого, а потому провизию с подругой мы привозили с собой. Население села явно не было избаловано чипсами и кока-колой, что возможно, и было причиной их богатырских размеров. Только натурпродукты, выращенные и добытые своими руками.
Был здесь и кирпичный небольшой медпункт, отделение связи и даже советский Дом культуры, который тоже развлекал жителей концертами и танцами по праздничным дням календаря. Селу отроду было лет четыреста… а оттого, практически каждый третий-четвёртый дом на ровных улочках был разрушенной, сгнившей развалиной, полностью заросшей кустами сирени. Наверное, раньше было модно садить под окнами сирень, время к которой сейчас было безжалостно, покрыв её стволы мхом и лишайником. Были здесь и действующие старые бревенчатые, местами покосившиеся дома; были и свежие из бруса и кирпича, с крепкими, резными заборами и пестрыми, благоухающими цветниками, что хоть как-то радовало глаз и немного скрашивало наше здесь пребывание.