- Вы его примете? - спросил я.
- Ни за что!
- Ах, Джордж! Ты бы должен стать добрей и внимательней к людям. Неужели ты ничему не научился после всего, что мы испытали?
Челленджер досадливо прищелкнул языком и затряс своей большой упрямой головой.
- Зловредное племя! Правда, Мелоун? Самый скверный плевел современной цивилизации! Орудие шарлатанства и помеха для уважающих себя людей! Когда они сказали обо мне хоть одно доброе слово?
- А они когда-нибудь слышали от вас хоть одно доброе слово? - возразил я. - Подумайте, сэр, ведь перед вами иностранец, он проделал длинный путь, чтобы увидеть вас. Вы, конечно, не будете с ним чересчур суровы.
- Хорошо, хорошо! - пробурчал Челленджер. - Пойдемте со мной, вы поможете мне вести разговор.
Но предупреждаю: впредь я не потерплю подобных вторжений в мой дом!
Ворча и фыркая, он пошел за мной вперевалку, точно огромный сердитый пес.
Бойкий молодой американец вынул из кармана блокнот и сразу приступил к делу.
- Я приехал, сэр, - заявил он, - потому что у нас в Америке публика жаждет услышать побольше о той опасности, которая угрожает Земле.
- Я ничего не знаю ни о какой опасности, которая в настоящее время угрожала бы Земле, - зло пробурчал Челленджер.
Корреспондент посмотрел на него с некоторым удивлением.
- Я, сэр, имею в виду ту возможность, что мир вступает в зону ядовитого эфира.
- В настоящее время я не предвижу подобной опасности, - сказал Челленджер.
Корреспондент и вовсе растерялся.
- Ведь вы профессор Челленджер? - спросил он.
- Да, сэр. Меня зовут именно так.
- В таком случае я не понимаю, как вы можете говорить, что опасности нет. А как же тогда с письмом, опубликованным сегодня утром за вашей подписью в лондонском «Таймсе»?
Пришла очередь Челленджеру сделать большие глаза.
- Сегодня утром? - переспросил он. - Сегодня утром «Таймс» не выходил.
- Позвольте, сэр, - с мягким упреком возразил американец, - вы не будете спорить, что лондонский «Таймс» - газета ежедневная. - Он извлек из внутреннего кармана помятый экземпляр. - Вот это письмо, я о нем и говорю.
Челленджер захихикал, потирая руки.
- Начинаю понимать! - сказал он. - Вы только сегодня утром прочли мое письмо?
- Да, сэр.
- И сразу поехали меня интервьюировать?
- Да, сэр.
- Вы не заметили в дороге ничего необычайного?
- Сказать по правде, ваши соотечественники показались мне живей и, в общем, человечней, чем я их знал до сих пор. Носильщик стал рассказывать мне какую-то смешную историю - мне это показалось новым для вашей страны.
- Больше ничего?
- Нет, сэр, больше я как будто ничего не могу припомнить.
- Так! А в котором часу вы выехали из Лондона?
Американец улыбнулся.
- Я сюда приехал интервьюировать вас, профессор, но дело, кажется, обернулось по поговорке: «Кто кого выудил - негр рыбу или рыба негра?» Вы беретесь за мою работу.
- Случилось так, что мне хочется это знать. Вы не помните, в котором часу отходил ваш поезд?
- Помню. В половине первого.
- А когда пришел?
- В четверть третьего.
- Вы взяли кэб?
- Разумеется.
- Как вы думаете, сколько отсюда до станции?
- Я кладу мили полторы, не меньше.
- Сколько же времени заняла, по-вашему, езда?
- Пожалуй, все полчаса - на этой кляче.
- Значит, сейчас должно быть три часа?
- Да, часа три или начало четвертого.
- Сверьтесь по вашим часам.
Американец последовал совету и выкатил глаза.
- Что за чушь! - воскликнул он. - Часы остановились, вышел весь завод. Эта кляча побила все рекорды! Да и солнце, как я погляжу, стоит совсем низко. Н-да… Тут что-то непонятное.
- Вы не помните, не случилось ли чего особенного, пока вы ехали в гору?
- Помнится, на меня вдруг нашла страшная сонливость. Я как будто хотел сказать что-то кучеру, но он почему-то не стал меня слушать. У меня на минутку закружилась голова - наверно, от жары.
- Так и со всем человечеством, - обратился Челленджер ко мне. - Все они почувствовали только минутное головокружение. Никто понятия не имеет о том, что произошло. Каждый сразу возвращается к прерванному делу, как Остин схватился за шланг и как те игроки опять погнали мячи. Ваш редактор, Мелоун, станет дальше подготовлять выпуск, и до чего же он удивится, когда увидит, что пропустил положенный срок! Да, мой юный друг, - повернулся он к американскому корреспонденту; на него вдруг нашло благодушие. - Вам, может быть, интересно будет узнать, что Земля благополучно пересекла ядовитое течение, которое бурлит в эфирном океане, подобно Гольфстриму в Атлантике. А чтобы в будущем избежать недоразумений, примите, пожалуйста, к сведению, что сегодня не двадцать седьмое августа, а двадцать восьмое, не пятница, а суббота и что вы двадцать восемь часов просидели без чувств в вашем кэбе на Ротерфилдском холме.