Тогда в Пуа я не мог поверить всему, что слышал. Если бы эти люди сами не были когда-то чиклеро, я бы вообще посмеялся над всеми их рассказами, как над пустой выдумкой. И действительно, чтобы поверить историям о чиклеро, нужно было понимать основы их морали, иметь представление об их мире, где смерть подкарауливает человека на каждом шагу и где спастись можно только ценой жизни другого. Смерть для чиклеро всего лишь спорт, забава. Одно слово, один не понравившийся взгляд, любой пустяк — вполне достаточный для них повод, чтобы лишить человека жизни. И тем не менее эти жестокие люди были добры во многих отношениях. И Мигель, и работник брата сеньора Месоса, и многие другие чиклеро, которых мне потом пришлось встретить, в большинстве своем имели на счету по два или по три убийства, но никто из них не считал себя преступником. Слушая теперь рассказы о чиклеро, я вспомнил отчаянные драки в Тепостлане, когда индейцы хватались за нож по любому поводу. Чиклеро были лишь самыми буйными среди многих, бандой головорезов, которых ожесточила борьба за существование в джунглях, где их врагом была не только природа, но и каждый человек, не принадлежавший к числу верных друзей.
Как бы ни занимательны казались мне разговоры в тот день в Пуа, все же я извлек из них и полезные сведения о характере чиклеро и кокалеро (обитателей кокалей). Там я усвоил свой первый урок, который в очень скором времени спас мне жизнь: никогда не разговаривать с чиклеро громким голосом и никогда при разговоре не прикасаться к ружью или мачете.
Со смешанным чувством смотрел я в тот вечер на свой хенекеновый мешок, который уносил на спине Мигель, убийца и мой друг. Сам я собирался отправиться в путь на рассвете…
5. Кокали и чиклеро
На другой день я поднялся до восхода солнца. Сеньора Месос тоже встала рано, чтобы дать мне на дорогу две дюжины испеченных накануне лепешек и связку сушеных черепашьих желтков. С моря дул сильный восточный ветер, шумели пальмы, грохотал риф. Я пробирался вдоль берега в неясном призрачном свете раннего утра. Шагать по сухому рыхлому песку было очень трудно, поэтому я шел у самой воды по влажной полоске пляжа и вскоре наткнулся на жуткие остатки черепахи, убитой нами три дня назад. Ауры потрудились над ними основательно. Гладкий череп с двумя темными дырками глазниц блестел, как отполированный. Когда пляж кончился, я свернул в джунгли, чтобы избежать предательских острых скал на берегу. Однако я старался не слишком углубляться в чащу. Сквозь листву мне было видно, как восходит жаркое тропическое солнце, и я прибавил шагу, зная, что через несколько часов жара станет невыносимой.
В то утро я чувствовал себя особенно одиноким на этом затерянном в неведомых далях чужом берегу. Как я был далек тогда от мира, где людей подымает по утрам звонок будильника, а затем поглощает и несет на работу общественный транспорт. Удивительно далекий мир, и, однако, я все еще чувствовал какую-то связь с ним.
Временами из темной чащи доносились странные звуки, заставляя меня всякий раз вздрагивать. Шагая по камням, я вспугивал иногда больших, похожих на пауков сухопутных крабов, которые стремглав уносились прочь, а у меня душа уходила в пятки. Чем больше я думал о змеях, выбирая место, куда поставить ногу, тем сильнее боялся их. Удастся ли мне заметить змею? А что, если я наступлю на нее? Мне не раз приходилось слышать о смертельно ядовитой «барба амарилья» (желтой бороде) и маленькой коралловой змее длиной всего пятнадцать дюймов, от яда которой жертва умирает в страшных мучениях меньше чем за пятнадцать минут. При одном только ее названии мне представлялись страшные картины. А еще есть такая же опасная змея «куатро нарисес» (змея с четырьмя ноздрями)… Однако меня скоро утомил страх перед змеями, и я стал относиться к ним более рассудительно, философски.
Меня всегда удивляло, что при ходьбе ум человека бывает очень активен, а в то утро буквально каждый мой шаг становился мыслью, надеждой, наблюдением, недоумением, вопросом. Отыщу ли я Мигеля? Не задумал ли он украсть мой мешок? А что, если я ему все-таки не понравился? Я был теперь в его власти, и никому даже в голову не придет искать меня здесь. К счастью, в то раннее утро на пути в Ак я еще не знал, что ждет меня впереди. Не знал, что мне предстоит пройти пешком до самого Британского Гондураса. Целых сорок дней шагать через бесконечные джунгли, болота, лагуны и пляжи этого самого дикого побережья Центральной Америки, название которого готическим шрифтом наудачу напечатал Болл, чтобы подогреть мой энтузиазм. Наивно было верить Боллу, но еще наивнее было думать, что до Белиза можно добраться за неделю. Теперь Белиз стал труднодоступной целью. Между ним и Пуа лежало больше месяца неведомых опасностей и страха, лежал целый мир, из которого я вышел другим человеком.