— Поначалу мы с ним слегка повздорили.
— Вот тип! И как же потом?
— Потом он взял себя в руки, и мы недурно побеседовали. Тем не менее, мне пока не удалось получить от него информацию, которую можно было бы опубликовать.
— Ну, это, как посмотреть. У вас на лице синяк, — не сомневаюсь дело его рук. Разве такое происшествие — не тема для статьи? «Пора забить в колодки этот ужас, гуляющий на воле», не так ли господин Мелоун? — старый редактор процитировал слова короля Клавдия из шекспировского «Гамлета». — Нужно сбить с него спесь. Завтра же помещу в «Вечерней газете» редакционную статью, от которой ему не поздоровится. Мы припечатаем на его высоком лбу такое клеймо, от которого он, как вечный Жид не избавится навеки. Дайте мне только материал. «Профессор Мюнхгаузен», «Сэр Джон Мандевиль», «Оживший Калиостро», — под каким-нибудь из подобных заголовков на отдельном вкладыше — блестящий разоблачительный памфлет, где будут упомянуты все известные аферисты и мистификаторы, а возглавлять позорный список будет шарлатан по имени Джордж Эдуард Челленджер. Ну, как вам моя идея?
— Думаю, не стоит, сэр?
— Почему же?
— Потому, что этот человек — не шарлатан.
— Как? — опешил Мак-Ардл. — Уж не поверили ли вы всем его байкам о мамонтах, мастодонтах и огромных морских змеях?
— Насколько я понял, ничего на счет конкретного он пока не утверждает. Бесспорно лишь то, что ему удалось повстречаться с чем-то до сих пор в науке неизвестным.
— Пресвятая сила! Так пишите же об этом! Немедленно пишите.
— Я бы рад. Но все, о чем от него узнал, пока не может быть обнародовано. Только при таком условии он согласился мне приоткрыть завесу над своей тайной.
Очень сжато, сведя рассказ Челленджера к нескольким фразам, я рассказал редактору о своем визите.
— Вот, таким образом, господин редактор.
Мак-Ардл смотрел на меня, не скрывая недоверия, словно соображал, не настало ли время список шарлатанов пополнить, включив в него и мое имя.
— Ну, хорошо, господин Мелоун, — сказал он, наконец. — В таком случае, давайте, по крайней мере займемся этим назначенным на вечер научным заседанием. Уж здесь то, конечно, не будет никаких запретных для публикации тем. Лондонская пресса вряд ли станет ломать копья. Выступления Уолдрона уже неоднократно освещались в газетах, а о том, что будет присутствовать Челленджер, скорее всего никому не известно. Если повезет, нам удастся почерпнуть в Институте Зоологии замечательный материал. Во всяком случае, поезжайте туда и составьте подробный репортаж. До полуночи буду сохранять полосу для вашей статьи.
Этот день я провел необыкновенно напряженно. Теперь предстоял не менее трудный вечер, и я решил пообедать пораньше. Заказав в клубе «Дикарь» столик и пригласив Генри Тарпа, я рассказал ему о моих сегодняшних приключениях. Он слушал со скептической улыбкой. А когда, в конце, я поведал, что поверил рассказу профессора, Генри, громко рассмеялся.
— Дорогой мой! Да где же это видано, чтобы человек совершил важнейшее научное открытие и после этого ухитрился потерять решительно все вещественные доказательства? Оставьте подобные сказки для сочинителей романов. Парень обладает шикарной фантазией, а способностью разыгрывать трюки превосходит обитателей обезьяньего питомника. Все, о чем он говорит, на самом деле чистая выдумка.
— А как же бродячий поэт из Америки?
— Его никогда не было на свете.
— Я видел его альбом для этюдов.
— Это — альбом Челленджера.
— Вы хотите сказать, что он сам — автор диковинных рисунков?
— Конечно — он. Кто же еще?
— А фотографии?
— А что фотографии. На них ничего особенного не запечатлелось. По вашим же словам, вы видели всего-навсего птицу.
— Птеродактиля.
— Это сказал Челленджер. Он внушил вам мысль о птеродактиле.
— В таком случае, как же тогда кости?
— Маленькую косточку он выудил за обедом из простого ирландского рагу, а большую — ловко сфабриковал. Долго ли умеючи? Вряд ли это сложнее, чем подделать фотоснимок.
Мной внезапно овладела неуверенность. Неужели я ошибся, так опрометчиво склонившись на сторону скандального ученого? Потом мне пришла в голову хорошая идея.
— А вы не пойдете на лекцию? — спросил я.
Генри задумался.
— Этот гениальный Челленджер — не очень удобоваримая в обществе личность, — сказал он. — Многие не упускают случая, чтобы сводить с ним счеты. Пожалуй, он самый одиозный тип во всем научном Лондоне. Если на лекции окажутся студенты-медики, то начнется обычный скандал с выкриками, оскорблениями, возможно и не без драки. Я, видите ли, — не любитель подобного дурдома.