У него и в мыслях не было, что сегодня вечером Элен его приняла всего лишь для того, чтобы положить конец нежелательной беседе с Фантомасом.
Но если появление хлыща не очень удивило Элен, оно крайне возмутило бандита.
Фантомас узнал этого типа с первого взгляда и очень удивился, увидев его в элегантном костюме, с манерами светского человека. Когда-то, возвращаясь из Спа с Соней Данидофф, он велел арестовать этого щеголя, но потом – все еще в образе Барзюма – освободил из тюрьмы.
Молодец был Леопольдом! Тем хулиганом, который вел машину! Леопольдом, представляя которого, старая Нелли торжественно назвала «господином бароном».
Предпочитая беседовать с девушкой без свидетелей, Леопольд бросил недовольный взгляд в сторону Фантомаса и, приняв человека, которого ему не представили, за лицо малозначительное, продолжил свой монолог:
– Железо куют, пока оно горячо. Такая блестящая наездница, как вы, мадемуазель, должна любить, чтобы ее дела шли как можно лучше… Вот что я хотел бы вам предложить. Сегодня вечером я чувствую себя в отличном настроении и приглашаю вас отужинать вместе после представления.
Слышавший все это Фантомас побелел от гнева и едва устоял перед инстинктивной потребностью подойти к нахалу, позволявшему в таком тоне разговаривать с его дочерью, и надавать пощечин!
Но Элен не казалась слишком оскорбленной предложением барона, которого несколько дней назад отстегала хлыстом. Она ничего не ответила и только улыбнулась тонкой и неопределенной улыбкой, загадочно застывшей на ее губах.
Девушка позвонила. Дверь уборной открылась в третий раз, и послышался громкий стук сабли и звон шпор.
В комнату боком вошел кирасирский капитан, весь затянутый в белый с золотом мундир.
Он сделал несколько нетвердых шагов и, подняв руку на высоту бровей, по-уставному приветствовал девушку. Проделав все это, капитан заговорил на ужасном английском языке:
– Мисс, вы есть замечательная наездница и очень красивая женщина. Мои товарищи, капитаны-холостяки третьего кирасирского полка, поручили мне пригласить вас, мисс, на небольшой дружеский праздник, отмечаемый у одного из нас. Будет много шампанского и артистов городского театра.
И он завершил приглашение громким смехом, не переставая с наивным удовольствием принюхиваться своим красным носом к пьянящему аромату девичьей комнаты.
Элен присела в церемонном книксене перед офицером:
– Благодарю вас, господин капитан. Вы очень, очень любезны…
Лукаво взглянув на барона Леопольда, гневно взиравшего на огромного кирасира, она сказала ему по-французски:
– У меня только одно затруднение: кого из вас троих выбрать?
Проходивший в это время по коридору режиссер прокричал:
– Мадемуазель Могадор, на выход! Через три минуты!
Элен разразилась саркастическим смехом умалишенной. И, выскочив из своей комнаты, размахивая хлыстом, бросив револьвер, который все еще держала за спиной, прокричала:
– До скорой встречи, господа! Ждите ответа!
И побежала в конюшню, где ее нетерпеливо ждала лошадь.
Леопольд бросился следом за наездницей. Громадный кирасир поспешил за ним, но без особого успеха. Когда исчезли эти два шута, над которыми, как он понял, Элен просто смеялась, Фантомас остался один.
Однако бандит был в растерянности. Он отдавал себе отчет в том, что Элен разрешила этим господам войти к ней только затем, чтобы избежать разговора, которого он так желал.
То была одна из тех женских уловок, против которых у мужчин средств нет. Подавленный и разбитый, Фантомас тоже покинул тесную уборную, где ему пришлось пережить столь странные минуты.
Фантомас вышел из цирка, на территории которого он не мог больше оставаться из-за риска наткнуться на Жюва, шедшего, как он уже понял из слов Сони Данидофф, по его следам.
Фантомас ощущал настоятельную потребность остаться одному и спокойно поразмышлять.
Глава 23
ГНУСНОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ
В тот момент, когда фактически изгнанный дочерью Фантомас выходил из ее артистической, его вид был еще вполне светским, и рассеянная улыбка блуждала на его лице.
Однако что-то надломилось в нем, и он сейчас испытывал жуткую тоску, невыносимую усталость… Тот, кто ни перед кем и ни перед чем не дрожал, сейчас переживал страх… Нет, не перед людьми, а перед Судьбой.
Впервые в жизни Фантомас страдал. Впервые за все свое существование он готов был просить милосердия. Им овладело не известное доселе желание умолять о помощи какое-нибудь высшее всепрощающее божество.
– Элен меня выгнала! – говорил он. – У нее нет ко мне ни любви, ни нежности… Ах, Элен, Элен…
Рыдание прервало ход его мыслей. Но он снова взял себя в руки. Этот наделенный энергичным, непреклонным и сильным характером человек, перед которым в страхе трепетал весь мир, снова нашел в себе гордость и волю, пытаясь – хотя бы внешне! – быть бесстрастным и холодным.
Было уже около часа ночи. Черные облака загромождали низкое небо. Порывы ветра, налетевшие вместе с грозой, свистели в вершинах мощных тополей.
На Фантомасе был фрак, а поверх – легкое пальто. Бандит расстегнулся, подставив горящий лоб свежему ветру.
Его знобило. Сердце лихорадочно стучало. В голове – чудилось ему – каталось какое-то тяжкое ядро, безжалостно крушившее все его существо.
– Элен меня прогнала, – повторял он. – Элен нарочно все так устроила, чтобы не оставаться со мной наедине…
И безжалостно, как бы самому себе нанося беспощадный удар ножом, Фантомас признал страшную правду, которой так боялся:
– Элен меня ненавидит!
Эта мысль причинила ему ужасную боль, Фантомас любил свою дочь превыше всего на свете и среди немыслимых злодеяний, совершаемых ежедневно, сохранял в своем сердце единственный чистый уголок нежности, полностью отданный дочери. Теперь же он должен был признать, что она его ненавидела, презирала, как презирал его весь мир.
– Она меня ненавидит! Ненавидит!
Искавший одиночество Фантомас размашистыми шагами удалялся от цирковых построек. Ему сделалось душно, он задыхался и в то же время инстинктивно чувствовал потребность в движении, в действии, чтобы физической усталостью подавить в себе эту страшную мысль.
Фантомас вышел в поле.
Нагнув голову, он шел вперед, разрывая своим сильным телом грозовую ночь и, казалось, был готов снова на самые страшные безумства.
Вдруг он остановился.
– Элен еще никогда, – медленно проговорил он, – еще никогда не обращалась со мной так, как сегодня… Что ж, я ей покажу… Она узнает такое…
Фантомас еще не знал, что именно он сделает. Слезы текли по его щекам, жгучие слезы, оставлявшие на коже огненный след.
– Мне страшно! Страшно! – шептал Гений зла, в отчаянии заламывая руки. – Мне страшно от того, что я узнал!
Чего же боялся неуловимый злодей?
Какую новую страшную мысль родил его ум?
Какое адское подозрение терзало его душу?
Этот человек, который всего минуту назад был слаб и разбит, как все страждущие, снова сделался бесстрастным и дерзким, готовым бросить вызов самой Судьбе!
– Я узнаю, – шептал Фантомас, – узнаю, почему Элен говорила со мной с таким отвращением.
Фантомас зашагал дальше. Но не в сторону поля, а обратно, к просторной площади, на которой находился цирк. Но когда подошел к шапито, увидел, что жизнь здесь уже замерла.
Сжав кулаки и бормоча проклятия, он бродил вокруг огромного балагана и вдруг незаметно скользнул под помост в зале для представлений.
Он кого-то искал?
Возможно…
Только одна фраза временами слетала с его перекошенных и до крови искусанных губ:
– Узнаю… все равно узнаю…
Безрезультатно облазив весь цирк и заметив, что ночные сторожа его вот-вот обнаружат, преследуемый грозным рычанием собак, привязанных на расстоянии друг от друга, Фантомас вынужден был уйти. Он направился в соседний лесок, где среди зарослей его ждала мощная гоночная машина с потушенными фарами.