Итак, молодой Стэнли был таким: проницательный уличный знакомый; лихой и жилистый парень из генофонда, наделенного обхватом - эти жизнелюбивые Кауфманы набирали килограммы! А еще он был быстрым; в школьной команде по легкой атлетике его называли Спиди Стэнли; он также был быстр с цифрами и получил степень по бизнесу в Пенне, прежде чем армия забрала его в 44-м и отправила в Нормандию через пять дней после дня "Д". За один год боев, крови и хаоса он трижды падал, получив три "Пурпурных сердца". Сначала он получил несколько мелких немецких осколков, но был вылечен; затем пленный, которого он сопровождал с линии Шварцвальда, наступил на мину, убив пленного и опалив Стэнли лицо, нос и шею (следы навсегда остались, хотя и потемнели), но он снова был вылечен; затем, на франко-германской границе, нацистский снаряд, начиненный гвоздями и галками, разорвался в его груди, что отправило его домой, счастливого, с по крайней мере одной галкой, застрявшей так глубоко, что она навсегда проявилась на рентгеновских снимках. Он вернулся домой к оставленной им маленькой девочке, в которой нашел свою первую и единственную родственную душу, на которой поклялся и жаждал жениться сразу же по возвращении, лишь бы нацисты не убили его.
Эта любовь, которую должен был родить мальчик с большими глазами, пришла к нему четырьмя веснами раньше, в 1941 году. У его брата по братству в Пенне была красивая кузина на Лонг-Айленде, в Белль-Харборе, с которой он хотел свести Стэнли. Ее звали Дженис Терри Бернстайн, ей было всего пятнадцать с половиной лет, но она была так хороша собой, единственный ребенок производителя мужской одежды по имени Сирил и его удачливой жены Перл. Стэнли было восемнадцать, он был застенчив с девушками и почти не встречался. Но он согласился встретиться с этой милашкой, которая работала моделью в Нью-Йорке под именем Дженис Терри для тонизирующих агентств Джона Роберта Пауэрса и Коновера. (Ее параметры, согласно профессиональной спецификации: размер от 9 до 12; рост пять футов пять дюймов, но на самом деле пять три; вес 104; глаза зеленые; волосы светло-каштановые; контуры 32-23-321/2.) Она уже появлялась на страницах журнала Parade в образе гламурной девчонки-беглянки. В один из выходных дней Стэнли вместе с братом из братства пригласил Дженис и еще одну девушку на двойное свидание в городе, ночь танцев и смеха, во время которой пролетели часы, и вдруг он вез ее домой в четыре утра, а ее отец в халате стоял на тротуаре и ждал. Вина была возложена на друга Стэнли, кузена Дженис, за что он благодарил Бога, а сам он вернулся в Бруклин только в пять, после чего его мать набросилась на него, а он остановил ее заявлением: "Мама, я хочу, чтобы ты знала, что это та девушка, на которой я собираюсь жениться!" На что она устало ответила: "Да, да, да". Но он знал то, что знал, а именно: никто и никогда не делал его таким счастливым, таким комфортным в своей собственной коже. На следующий вечер они снова пошли на свидание, и с тех пор его внимание просто ошеломило ее. Он ухаживал за ней настойчиво, как и подобает дарителю, которого она никогда не знала, тем самым скрепляя свое и их будущее.
Они поженились 5 июня 1945 года. Это произошло всего через десять дней после его возвращения в Штаты, где он, как один из ходячих раненых, находился на в качестве амбулаторного пациента в военном госпитале базы Кэмп-Эдвардс на Кейп-Коде. Стэнли приказал Дженис прекратить учебу в Моравском колледже в Вифлееме, штат Пенсильвания, чтобы взять его за руку и начать с ним жить. Она подчинилась, ведь что еще ей оставалось делать? Он не хотел, чтобы было иначе. Ее мать - общительная Перл - подготовила церемонию с большой поспешностью, собрав три сотни участников, раввина и брачный балдахин для мероприятия, которое состоялось в шикарном отеле на Лонг-Айленде. Жениху было двадцать три, невесте - двадцать; они провели короткий медовый месяц на курорте Гроссингера в Поясе Борща, прежде чем ему пришлось вернуться в Кэмп-Эдвардс, чтобы завершить свое восстановление. Сразу после этого последовал второй медовый месяц, поскольку Стэнли захотел увидеть Соединенные Штаты, и в течение трех незабываемых месяцев они проехали тринадцать тысяч миль через всю страну, плюс в Канаду, плюс в Мексику, в старом кабриолете "Плимут" с обеими своими матерями в придачу, что навсегда сделало его любимцем коктейльных вечеринок.
А потом наступило то, чего он не мог избежать, то, от чего, если бы все повторилось сначала, он бы бежал, как черт от ладана, в другую сторону. Но он сделал то, что стал ненавидеть: пошел работать на отца. Война закончилась, рабочие места были ценны, и судьба была решена. Компания, расположенная в самом центре ювелирного района Манхэттена, называлась KARU, по имени товарищества Кауфмана и Рудермана, в основном раздробленного, созданного в двадцатые годы, но достаточно прибыльного, несмотря на вечные дрязги эго, чтобы не распасться. Стэнли работал там, пусть и недолго, до ухода на войну, подрабатывая в отделе доставки, изготавливая картонные коробки, подметая полы. Но теперь, в январе 1946 года, уволившись и не слишком радуясь этому, он официально начал единственную карьеру, которую когда-либо знал. Он начал с продаж, понимая, что однажды он поднимется по карьерной лестнице, какой она была. Он колесил по Нью-Йорку, не имея своей территории, возил образцы в багажнике машины, заезжая в любой магазин, где продавалась бижутерия. "Я брал заказ здесь, заказ там". Он оказался колоритным исполнителем - не совсем мамонт-хамом, каким был его отец, но теплым, увлекательным и забавным подающим артистом. Он получал 10 процентов комиссионных за все, что продавал. В первый год он заработал около 8500 долларов, а через три года - 12 500 долларов, на которые можно было содержать семью. Они с Дженис жили в милой, но небольшой квартире с одной спальней в красивом доме под названием "Фреш Мидоус" в Квинсе. Там они ждали аиста, несколько раз приближаясь к нему с плачевными результатами, пока яйцеклетка не зародилась и не стала расти и развиваться в животе Дженис. Большую часть этого времени ей приходилось лежать в постели, чтобы предотвратить новую потерю, и она с восторгом ощущала, как внутри нее, подобно маленькому барабану конга, нарастает тук-тук-тук. Иногда она включала пластинки, слушая музыку и чувствуя, как упругие маленькие удары бьются вместе с ней, иногда (как ей казалось) в собственном ритме.