Мне пришлось побывать в джунглях Вьетнама и Лаоса. Серьезные леса, ничего не скажешь: без топора и ножа в сторону от дороги ни шагу не сделаешь—все перевито лианами, из каждого миллиметра земли пробивается зелень, необыкновенно жадная к жизни.
Бывал я и в джунглях Африки—в Гвинее и в Конго, пересекал по узким дорогам девственные леса Анголы—тоже неприступная стена зеленого леса. Нет, наша тайга не такая... Она добрее, привольнее...
Как-то я беседовал с бизнесменами из Канады, и они с откровенной завистью говорили о русской тайге. У них, правда, был при этом свой, специфический взгляд, который можно выразить так: «Пропадает такое богатство...»
А почему, собственно, пропадает? Ее живительное дыхание ветры разносят далеко над землей. Не только нам достается. Ну, а нам как хозяевам она дает и еще кое-что. Деловых-то людей интересовало только одно—древесина. Для них любой лес— прежде всего древесина. А ведь все меньше и меньше остается нетронутых лесов на Земле... Дальше и дальше теснит их человек, высвобождая места для полей, для новых построек, просто из-за того, что древесины требуется с каждым годом больше и больше.
Нет, не может лес устоять в борьбе с человеком... Я видел машины, построенные специально для лесозаготовок в Канаде: стальные динозавры XX века... Диаметр колес более трех метров. Есть машины на гусеницах, есть и шагающие—на гигантских ногах. Они могут идти по лесу, подминая вековые деревья и оставляя после себя довольно широкую просеку. Там, где пройдут эти машины, девственный лес никогда не поднимется...
Человек давно уже привык безвозмездно брать у леса столько, сколько бывает ему нужно, так стоит ли удивляться тому, что в наследство вместо лесов передаются пустыни? Ведь и на месте Сахары когда-то шумели леса... Образованию Сахары, правда, еще способствовало и изменение климата, случившееся семь-восемь тысяч лет назад. А сейчас, когда климат снова стал вполне подходящим для развития тропической растительности, границы Сахары расширяются к югу со скоростью нескольких миль ежегодно.
Некоторые ученые считают, что вообще все пустыни Ближнего Востока—дело рук человека. Склоны гор и равнины Ливана, Сирии, приморского Египта, Туниса две-три тысячи лет назад тоже были покрыты лесами. А сейчас нет и следа их... Отсюда—трудно в это поверить теперь—везли в Рим черное и красное дерево, зерно, оливы, вино. А леса не стало — и все это исчезло. Там, где стояли леса, расстелили пески пустыни и полупустыни.
Знаменитый ливанский кедр —где он? Только и остался на флаге этой страны. Да еще в двух-трех местах, которые, спохватившись, решили сохранить в наследство потомкам. А ведь когда-то могучие кедровые леса покрывали землю Ливана... Благородное, могучее дерево—кедр. Но понадобилось оно человеку —и взял.
В X веке до нашей эры царь Давид построил себе дворец из замечательного кедра. Деревья для этого строительства присылал ему царь Финикии Хирам. А потом и Соломон, сын Давида, захотел построить такой же дворец и с соизволения Хирама отправил в горы Ливана восемьдесят тысяч лесорубов. И началась великая валка...
Вот и подумаешь: если против топора лес не мог устоять, то разве сможет он выстоять против полчищ стальных машин? И лес гибнет, лес отступает... Забил человек тревогу, а поздно...
Ученые арабских стран после изучения исторических материалов пришли к выводу, что естественную природу Аравийского полуострова и Северной Америки почти полностью заменил ландшафт, созданный самим человеком. Границы пустыни к югу от Хартума за последние пятьдесят лет продвинулись на сто восемьдесят километров. Можно абсолютно точно предсказать, где эта граница окажется еще через пятьдесят лет, если не будут приняты какие-то срочные меры.
Мы и сейчас не вполне представляем, сколь важную роль играют леса в жизни Земли. Ученые считают, что уменьшение площади, занимаемой лесами, вместе с продолжением использования в качестве источника энергии горючих ископаемых может привести в итоге к потеплению климата в масштабе всей планеты. А это в свою очередь вызовет таяние ледников, повышение уровня вод Мирового океана и его наступление на сушу.
А ведь совсем недавно в США всерьез обсуждался вопрос о том, что девственные леса нужно истребить и на их месте развести лесоводческие фермы — нечто вроде колоссальных садов, в которых росли бы исключительно ценные породы деревьев. Так и говорилось: «Большинство девственных лесов уже отжили свой век».
Да как же они отжили! Утверждать это значило бы утверждать, что отжил свой век океан. Вывести девственные леса — это значит прежде всего потерять навсегда многие ценные виды растений (а для науки все они ценные), животных, в течение всей эволюции приспосабливавшихся к жизни в конкретном сообществе. Уничтожение девственных лесов может привести и ко многим другим неприятным, даже непоправимым последствиям.
При потребительском, бездумном отношении к лесу с ним вот что может случиться: он либо исчезнет совсем, либо превратится в популяции чахлых, низкорослых растений-выродков, подобных искусственно выведенным японским бонсаи — миниатюрным деревьям, сохранившим все внешние признаки могучих деревьев. Бонсаи — настоящее чудо, но они хороши только в цветочных горшках.