Сэм снизил скорость до сорока миль. Он вовсе не хотел добавлять проблем, вогнав свою машину в задницу какой-нибудь лошадке, плетущейся с грузом по шоссе.
Поля по обеим сторонам дороги, как заметил Сэм, стали меньше, зато количество зеленых изгородей значительно возросло. Машины встречались реже. Что касается самих машин, то они выглядели как музейные экспонаты: походили на ящики, казались более высокими, колеса были со спицами, а окраска преимущественно серая или черная. Единственным исключением оказалась спортивная машина кремового цвета, в которой восседал нарядно одетый мужчина с пышными усами и в кожаном летном шлеме.
Карсвелл сказал:
– Полагаю, на нашу машину все начнут пялить глаза. Ярко-голубой «рейндж-ровер» в Британии сороковых годов будет торчать, как говорится, вроде большого пальца.
Сэм кивнул.
– Боюсь, с этим интересом придется смириться. Если кто-нибудь спросит, скажем, что машина экспериментальная, из Штатов. Думаю, на это они купятся, а?
– Стойте... стойте... Остановите машину! – неожиданно закричал Джад с заднего сиденья.
Сэм так резко тормознул, что инерция занесла машину на толстом слое конского навоза, которым было покрыто шоссе в этом месте.
– В чем дело, Джад? Куда ты?
– Вернусь через минуту.
Карсвелл холодно заметил:
– Если он захочет выпрыгивать из машины каждые пять минут, то нам будет лучше отделаться от него. Сэм нахмурился.
– Джад знает, что делает.
– Вот как? А может, у него тоже шарики за ролики зашли? Путешествие во времени, знаете ли, по-моему, не слишком согласуется с психикой большинства людей.
Джад вернулся бегом. Золотой жилет расстегнулся от быстрого бега.
– Видите это? Боюсь, запах не того, но...
– Черт, Джад, откуда такая вонища?
– По-моему, это остатки уже съеденного кем-то завтрака из рыбы и чипсов. Во всяком случае, вонь на это намекает достаточно откровенно, – сухо заметил Карсвелл. – Не кажется ли вам, что этот сувенир мы с чистой душой могли бы оставить здесь?
– Нет, – ответил Джад. – Дело в том, что в былые дни рыба и чипсы «на вынос» заворачивались в старые газеты. И она может дать нам точную дату. Хм-м-м... Кажется, в эти времена уксус был еще более едким... Поглядим... – Джад отделил угол листа от комка чипсов и жирных обрывков рыбьей кожи. От жира газета стала почти прозрачной. – Господи, да она просто мокрая от жира.
– Подумать только, в эти дни никто и слова-то такого, «холестерин» никогда не слыхал, – тем же сухим тоном заметил Карсвелл.
– Так... теперь посмотрим ниже... Ага! Вот она!
– Видишь дату?
– Ага. 14 мая... 19... – Джад напрягал зрение, с трудом разбирая мелкий шрифт. – 1946-й. Итак, 14 мая 1946 года. Среда.
– Газета может оказаться и старой, если в нее заворачивали рыбу с чипсами.
– Ну, не такая уж старая, не больше месяца, на худой конец, – ответил Джад, выбрасывая замасленную газету на дорогу и вытирая руки носовым платком. – Вот как... – сказал он задумчиво. – Лето 1946 года. Значит, война год как кончилась. Все еще существуют продуктовые талоны. Почти во всем мире принимаются жесткие меры, чтобы как-то компенсировать военные потери. – Он захлопнул дверцу, и Сэм повел машину дальше.
– Если Британия 1946 не была страной молочных рек и кисельных берегов, – сказал Карсвелл, – то как вы полагаете, сможем ли мы зайти в аптеку и попросить дать нам задарма антисептическую мазь? Помните, денег у нас нет.
– Это будет нашей главной заботой. – Джад все еще вытирал руки носовым платком. – Возможно, мы найдем местного врача, который...
– Категорически не согласен, – возразил Карсвелл. Он говорил громко и резко, будто выступал на собрании акционеров. – Наша главная цель – найти этого джентльмена, мистера Ролли. Из того, что вы говорили, вытекает, что он может объяснить, что с нами происходит: почему мы дрейфуем во времени и как нам вернуться в 1999 год.
– Конечно, при условии, что он способен это сделать, – отозвался Сэм. – До сих пор он мог только предупредить меня, что надо держаться как можно дальше от амфитеатра при подвижках во времени.
Джад кивнул.
– И откуда нам знать, что он сейчас, в 1946 году, находится в Кастертоне? Насколько нам известно, Ролли – или Грязнуля Гарри, как его кличут, – может с тем же успехом остаться в 1978 году.
Сэм задумался.
– Разве ты не говорил, когда встретился с ним в 1978 году, что был знаком с ним и в 1999-м?
– Верно.
– Значит, он может быть и в 1946-м?
– Не знаю, – ответил Джад, – честно говорю, не знаю.
– Есть лишь один способ узнать это, – решительно вмешался Карсвелл. – Поддайте газу, Сэм, и мы посмотрим, не удастся ли нам отыскать эту таинственную личность.
Сэм взглянул в зеркальце заднего обзора и поймал взгляд Джада. Тот смотрел прямо в затылок Карсвеллу, будто хотел сказать: «Ну, это если вам повезет!» Потом, покачав головой, он занялся своим картонным альбомчиком.
Сэм, продолжая время от времени поглядывать в зеркальце, увидел, что Джад извлек оттуда какие-то старые фотографии. Он внимательно рассматривал их по очереди, обращая особое внимание на те, у которых на обороте были надписи. Сэм не мог различить ни надписей, ни лиц на фотографиях, но он видел, как тщательно всматривается в них Джад – так тщательно, что сразу стало понятно – он видит в них огромную ценность.
– Лучше бы вы следили за лошадьми на дороге, – сказал Карсвелл, вкладывая в эти слова немало сарказма.
Сэм что-то буркнул и перенес внимание на дорогу. Теперь, близко к городу, она стала гораздо более оживленной. Он осторожно объехал запряженный лошадями фургон, на котором было написано: «Ферринджер и сын – зеленщики».
Город стал куда меньше, чем был в 1978 году. Многоэтажные здания почти не попадались. Единственными высокими сооружениями были муниципальная башенка с часами и фабричные трубы. Они торчали как пальцы, сделанные из кирпича. Из них валили клубы черного дыма. Сэм видел, что дымная пелена висит и над всем городом. По-видимому, все домовладельцы здесь пользовались печками и каминами, хотя денек был весьма теплый.
Джад это тоже подметил.
– Грязновато, верно? Я и забыл, какими тусклыми были города до того, как стали пользоваться газовым отоплением и другими бездымными видами топлива.
– Вы холоднокровный народ, – отозвался Сэм. – Топить в теплые дни?
– Следует помнить, что большая часть горожан еще не имеет ни электрических, ни газовых нагревательных приборов и что горячую воду можно получить только одним способом – разжечь под ней огонь. И я готов заключить пари, что очень многие из этих людей готовят себе еду на плитах, в которых горит уголь.
– Предпочитаю 1999 год, – пробурчал Карсвелл, и в голосе его послышалось отвращение.
Внезапно они оказались в потоке велосипедистов в синей военной форме.
– Ага, ребята из Королевских ВВС, – сказал Карсвелл. – Я думаю, где-то тут поблизости должна быть военная база, Джад?
– Да, Кастертоновская база ВВС, расположение 717-го полка. Летали на веллингтоновских бомбардировщиках вплоть до 1950 года. Затем аэродром закрыли, землю распахали. Последний раз, когда я там был, видел лишь несколько акров пшеницы.
– Мой драгоценный родитель тоже был в ВВС, – задумчиво проговорил Карсвелл, который, как и раньше, сидел, выставив локоть в окно и постукивая пальцами по дверной раме. – Хотя я не думаю, чтобы он забрался так далеко на север.
– А где он был?
– Да Бог его знает. Когда он начинал разоряться о тех временах, мы спешили унести ноги из комнаты. Старикан наводил на нас жуткую тоску. Мне известно только, что он был механиком на «Спитфайрах». Вернее всего, Кент или что-то в этом роде. Только подумать... – Он вдруг улыбнулся Сэму. На лице Карсвелла улыбка была не слишком приятным зрелищем – глаза оставались, как всегда, злыми. – Только подумать, что если бы я знал телефон его базы, то мог бы позвонить старому дурню и сказать: «Угадай, кто тут?» – Карсвелл громко захохотал.