—Меня зовут Лафайет. И давай не будем начинать все сначала, — ответил O'Лири, переводя дух после крепкого виски. — Ты хотел поговорить со мной, как джентльмен с джентльменом. Я тебя слушаю.
Герцог забарабанил пальцами по столу.
—Дело в том, что я испытываю чувство привязанности к данной леди, — признался он. — Естественно, я предложил ей провести вместе отпуск. Не пожелав оправдать оказанного мною доверия, она отказалась, сославшись на то, что еще раньше договорилась навестить престарелую родственницу.
—Ну и что?
—Возможно, я излишне мнителен, но мне показалось, она разговаривала без должной страсти. — Герцог наполнил свою рюмку.
—А может, ты не в ее вкусе, — ответил Лафайет, следуя примеру герцога.
—Не в ее вкусе? Что ты имеешь в виду?
—Во-первых, ты ей в отцы годишься, — напомнил Лафайет.
—Не имеет значения.
—Для тебя. А во-вторых, только не обижайся, ты какой-то невеселый. Даф… леди Андрагорра любит порезвиться.
—Невеселый? Как я могу веселиться, обремененный государственными делами, измученный бессонницей, изжогой и отсутствием денег?
Герцог схватил бутылку за горлышко и наполнил рюмки до краев.
—Вот и я говорю. Твоя светлость. Сплошная работа и никаких развлечений делают Родольфо скучным.
—Сплошная работа и никаких… клянусь своими поджилками, сэр, неплохо сказано!
Они чокнулись. Герцог задумчиво облизнул губы.
—Теперь я все понял. Каким идиотом я был! Почему ж не подошел к ней честно, открыто, предложив, например, весело прогуляться по музею или бесшабашно поиграть в карты?
—То-то и оно, Родольфо.
На сей раз рюмки наполнил Лафайет.
—Ты мог бы даже предложить ей прогулку в парке, отдых на пляже и пикник на лужайке. Когда муравьи ползают в картофельном салате, для любви нет преград. Твое здоровье!
—Конечно, мой мальчик! Как это мне раньше в голову не пришло? — Наполняя рюмки, Родольфо расплескал виски на скатерть. — Я был дураком! Бесчувственным идиотом!
—Не упрекай себя, Руди, — сказал Лафайет, поднимая рюмку.
— В конце концов, тебе надо было управлять государством.
—Верно. Но теперь я прозрел, и все благодаря тебе, мой мальчик. Я буду кормить ее своими любимыми яствами, мы будем слушать мою любимую музыку, я подарю ей изысканные вина, завалю моими любимыми книгами, духами, закидаю нарядами, которые пойдут ей больше всего…
—Руди! Остановись! Не хочешь ли ты немного подумать о вкусах самой леди?
—Как может она возражать, когда ей подадут нарубленную куриную печенку в белом вине, а мой оркестр сыграет «Траурный марш» Сеула?
—И оденешь ты ее по последней моде? Трудно сказать, Руди. Женщины — странные животные. Никогда не знаешь, что они думают. Напомни мне как-нибудь об одной принцессе, с которой я был обручен..
—И я начну сейчас, немедленно! — воскликнул Родольфо и ударил кулаком по столу. — Я… черт возьми, ничего не получится. Она уехала из города и вернется только через две недели.
—Недурна была девочка, — сообщил Лафайет. — Но стоило мне на минутку отвернуться…
—В конце концов, герцог я или не герцог? И какой смысл быть герцогом, если герцог не может отдать приказ? — Родольфо победоносно посмотрел на Лафайета. — Я прикажу, чтобы ее вернули. Кавалерийский отряд догонит ее за два часа, а я тем временем охлажу мое любимое вино.
—Ах, Руди, — запротестовал Лафайет. — Поклонение, а не сила, разве ты забыл?
—Это слишком хлопотно.
—Неужели ты хочешь иметь забитую рабыню, угрюмо подчиняющуюся всем твоим прихотям, вместо ласковой и воркующей голубки, восхищенной твоими галантностью и умом?
—Гм-мм… При такой постановке вопроса рабыня кажется мне куда практичнее.
—Ерунда, Руди. Ты ведь не откажешься, если этот лакомый кусочек, этот созревший плод достанется тебе в целости и сохранности? Поэтому не посылай потных солдат, которые притащат ее за волосы, визжащую и царапающуюся, а отряди чрезвычайного посла, который передаст ей твои пожелания с учтивостью, достойной великого герцога. — Лафайет икнул и, опрокинув бутылку над рюмкой, постукал по донышку.
—Черт возьми, сынок, ты как всегда прав. — Родольфо нахмурился. — Но кому из кретинов и пьяниц, меня окружающих, могу я доверить столь важное дело?
—Тебе нужен человек, доказавший свою преданность, ум и храбрость. Благородный рыцарь, находчивый, галантный, образованный, а не мужлан, который продаст лошадь и автограф твоего письма первому встречному.
—Какого письма?
—Того, в котором ты напишешь, что поклоняешься ей издалека, — сказал Лафайет. Он потряс пустую бутылку и бросил ее через плечо.
—Великолепно! — воскликнул Родольфо и вновь ударил кулаком по столу с такой силой, что бокалы подпрыгнули. — Но… что я ей напишу? — Он задумчиво принялся грызть ногти. — Честно говоря, мой мальчик…
—Зови меня просто Лафайет, Руди.
—Мне казалось, тебя зовут Ланцелот, — рассеянно заметил герцог. — Только вот сочинитель из меня никудышный, а ты говоришь, я должен…
—Что за бред, Руди. С чего ты взял?
—Как! Ты ведь сам предложил мне написать письмо.
—Я имею в виду, что меня зовут Ланцелот?
—Ланцелот.. При чем здесь Ланцелот? — Родольфо удивленно посмотрел по сторонам и внезапно расплылся в счастливой улыбке. — Конечно! — воскликнул он. — Конечно, Ланцелот! Ты предан, благороден, изобретателен, и у тебя есть голова на плечах. Ты пьешь? — вызывающим тоном спросил он, выплевывая в бокал кусочек ногтя.
—Как я могу пить, когда бутылка пустая?
—Великолепно. Нельзя доверять человеку, который не умеет пить. Кстати, бутылка пустая. — Родольфо поднялся, неуверенно прошел в угол кабинета, открыл сейф, достал непочатую бутылку виски и по синусоиде вернулся обратно в кресло. — Значит, решено. Отправляйся к этой особе, Ланцелот, излей ей свою душу, признайся в любви, а главное, объясни, что ухаживать за мужем и повелителем — высший долг женщины, и хоть ты можешь предложить ей лишь жалкое существование рабыни, она должна утешиться тем, что жизнь не вечна.
—Очень убедительно, — согласился Лафайет, осторожно вытаскивая пробку из бутылки. — Но мне почему-то казалось, это ты хочешь с ней познакомиться. — Он нахмурился, недоуменно глядя на Родольфо. — Или я что-то напутал?
—Клянусь небом, Ланцелот, ты прав! Это ведь я ее хочу. — Герцог бросил на Лафайета подозрительный взгляд. — Слишком смело с твоей стороны становиться между нами. Она без ума от меня, но стесняется признаться, и я намерен послать за ней чрезвычайного посла, который притащит ее за волосы, ласковую и воркующую.
—Гениальная мысль, — согласился Лафайет, наливая виски между рюмками. — А кого ты хочешь послать?
—Гм-мм… может, Стонруба?
—Ни в коем случае. Какой он дипломат?
—Ланцелот! Я придумал! Почему бы мне не послать тебя?
—Меня? Ни за что, Руди. Ты нарочно так говоришь, чтобы помешать мне добиться того, чего я хочу.
—А чего ты хочешь?
—Чтобы ты послал меня за леди Андрагоррой.
—Об этом не может быть и речи! Твоя наглость не знает границ!
Родольфо схватился за бутылку и расплескал виски по рюмкам.
—Я готов пойти на уступки, — сказал Лафайет, хитро поглядывая на герцога.
—Что ты имеешь в виду?
—Я передам леди твое устное послание, а ты за это назначишь меня чрезвычайным послом. Можно наоборот. Согласен?
—По-моему, справедливо. Значит, так: когда догонишь Андрагорру, расскажи ей о моем увлечении, о моих выдающихся способностях и безупречном поведении, объясни, что она не прогадает, и не забудь напомнить, как необычайно ей повезло.
—Что-нибудь еще?
—Категорически нет. Я запрещаю. — Родольфо сурово посмотрел на. Лафайета. — Дальнейшие ухаживания я беру на себя.
—Уговорил, Руди. Я готов выполнить твою просьбу.
—Я знал, что могу на тебя положиться, — прочувствованно всхлипнул герцог и, поднявшись с кресла, протянул Лафайету массивный перетень. — Мой дворец в твоем распоряжении. Я никогда этого не забуду, мой мальчик. Ты подарил мне надежду.
—Перестань, Руди. А теперь иди спать. Завтра у меня тяжелый день.