Так даже в доме Тамшинского сказалось влияние франко-русского альянса.
— Ведь перемирие с нами заключено четыре дня назад, — сказал Гройлих, все еще глядя на листок бумаги. — Господин капитан, вероятно, спрашивает себя вместе с нами: что же дальше? Cui bono, как говорили римляне, к чьей это выгоде?
— Посмотрите на карту, — ответил Винфрид, — у генерала Вертело прекрасные позиции. Видите направо в углу кружок — это Одесса. Господа хотят проникнуть в красную Россию с черного хода.
— Вот именно! — воскликнул унтер-офицер Гройлих. — А царский генерал будет играть роль отмычки — он отопрет им дверь.
— Не так-то скоро, — прибавил Винфрид, задумавшись. — Генерал Клаус еще тоже скажет свое слово.
— Ну-ка, что вы изрекли, когда мы поднимались по лестнице? — обратился Понт к своему спутнику. — Основная заповедь — сохранить фронт? Но на сей раз не против Германии, а скорее против Петрограда, если только я не ошибаюсь.
— Так-то оно так, — ответил Гройлих. Все три пары глаз внимательно изучали карту. — Но разве военный совет в Париже не бросает нас в одну кучу с большевиками? Ведь они одинаково ненавидят всех нас, всех, кто был в Брест-Литовске.
— Хорошо сказано: всех нас, — рассмеялся Винфрид. — А мы заплатим им той же монетой. Как только догорят рождественские свечи. И тогда ангел Христов явится к нам собственной персоной.
Из дверей, ведущих в коридор, вошла сестра Берб еще без косынки, но уже в пальто.
— Какой мороз, — сказала она, подавая руку унтер-офицерам. — Вы, я вижу, совсем замерзли. Дорогой Понт, приготовьте нам пропуск для Анны и ее ребенка. Если понадобится, обратитесь к вашему коллеге из комендатуры. Завтра доктор выписывает ее, она поедет в Вильно, к своему дяде, адвокату Зазнаускас. Раньше он звался Сосновским. Но теперь козырем становится Литва, а наш Мервинск теряет всю свою прелесть.
От ее юного лица и веселых глаз в комнате, казалось, стало светлее.
А внизу, подумалось унтер-офицеру Гройлиху, под канцелярскими лампами дожидаются эндшпиля наши красные и белые фигуры. Еще три хода — и я сделаю ему мат. А быть может, опять вторгнется что-то новое и нам придется оставить в покое и пешки и офицеров и сказать: на этот раз — ничья, бой не решен. Но нет, по-существу он уже решен, проигрывают белые!
Под окнами раздался шум мотора — шум подъезжающей машины.
