Жером смежил веки и воззрился на их обратную сторону. Сверкающими зелёными символами во тьме проступили цифровые структуры. Он сфокусировался на курсоре и подтянул его к элементу управления, помеченному ДОСТУП.
— Открытая частота? — глоттировал он.
Чип воспринял глоттированный приказ и высветил на тыльной стороне век: 63391212.70. Он зачитал цифры остальным, и те подцепились на его частоту. Чуть не задохнувшись от волнения и понимая, что сейчас случится, он скомандовал чипу:
— Открыть.
Он открыл связь. Прежде ему доводилось это делать лишь однажды. Занятие нелегальное, что втайне радовало Жерома, поскольку процесс его страшил.
— Они не дают Плато расшириться, — пояснял ему толкач мозгочипов, — потому что боятся последствий распространения всемирной электронной телепатии. Ты же понимаешь, если все смогут свободно обмениваться информацией и раскусят игры этих ублюдков, то сразу и выбросят гребаных подонков прочь из уютных кабинетиков.
Наверное, в этом и состояла истинная причина. Это торгаши от власти контролировать не могли. Но имелись и другие причины.
Например, весьма обоснованный страх всемирного безумия.
Жером и остальные пока только и хотели, что расшарить вычислительные ресурсы. Вовлечь их в совместные вычисления. Но чипы не умели отфильтровывать несущественную информацию прежде, чем та достигала сознательного уровня: их на это не программировали. Прежде чем чип произвёл фильтрацию, два полюса сети, Жером и Джесси, узрели друг друга — оживлённые муравейники чужих умов. Увидели, как воспринимают друг друга сами и каковы на самом деле, с объективной точки зрения.
Он увидел Джесси в сети и как голографическое существо. Волевым усилием потянулся к его голограмме, и та предстала абстрактным тарантулом линий и переливов цвета компьютерной графики, вскарабкалась на него... и сей же миг заняла местечко в его собственном сознании: Джесси. Сиречь Хесус Чако.
Джесси был семейный человек. Патриарх, защитник жены и шестерых детей (шестерых детей, подумать только!), да ещё четырёх детишек овдовевшей сестры и бедной детворы своего квартала. Он являл собой бледную тень собственного отца, который, сбежав от лесного пожара мексиканской гражданской войны правительства с наркокартелями, передислоцировал капиталы в Лос-Анджелес и стал королём чёрного рынка. Отца Джесси убили при попытке защитить территорию от наседавших русских и американцев; Джесси пришлось сговориться с этой толпой, чтобы защитить остатки отцовского бизнеса, и он себя за это ненавидел. Ему хотелось поубивать тех боссов, а не сотрудничать с ними. Жену он воспринимал как высокофункциональную домашнюю зверушку, объект умиления — и это составляло апофеоз её фиксированной роли. Ему легче было бы вообразить, что солнце замёрзло, а луна стала обезьянкой, чем представить жену за каким-нибудь иным занятием, нежели уход за детьми и возня по хозяйству. Семья Джесси тяготела к старомодным социальным ролям.
И Жером увидел подноготную Джесси; мысленный образ Хесуса Чако, каким тот себя подсознательно воображал — с гротескно огромным членом, немыслимо мускулистыми плечами, за рулём идеально чистого, блистающего вишнёвого автомобиля с открытым верхом, всегда самоновейшей и наироскошнейшей модели: на автомобильном троне, откуда Джесси обозревал своё королевство. Жером увидел, как выдвигаются из решётки радиатора пушки, чтобы изрешетить врагов Джесси неистощимыми боеприпасами... мультяшный образ Роберта Уильямса[13] дурачился в сердцевине подсознания Джесси... Джесси увидел себя таким, каким его воспринимал Жером; электронные зеркала отражали друг друга. Джесси поёжился.
И Жером увидел самого себя, отражённого в Джесси.
Он видел Жерома-X на видеоэкране, у которого глючила вертикальная развёртка: фигура колыхалась, пыталась упорядочить пиксели, но терялась в них. Фигура пребывала в неприятно зыбком и неустойчивом состоянии; краткое дуновение потока электронов могло отклонить её влево или вправо, как прикосновение большого пальца к соплу душевого распылителя — исказить направление струй. Он вырос в дорогом кондо под элитной охраной, его защищали камеры и компьютеры частной службы безопасности; вырос в утробе с медийными окошками, где были компьютеры, видики и тысяча разновидностей видеоигр; его сформировали телевизионные и прокатные сюжеты; сексуальные привычки обрели импринтинг после знакомства с плохо запрятанной родительской коллекцией мозгосексовых файлов. На станциях по всему миру он наблюдал появление одних и тех же звёздных лиц: слава очередной звезды катилась от канала к каналу, распространяясь подобно штамму. Видел, как слава мировой звезды кристаллизуется; как медийная фигура устанавливает себя, определяясь через фоновое медиасоперничество, обретая реальность в электронном коллективном бессознательном.
В этом смысле стать реальным для него значило никак не больше, чем появиться на тысячах экранов через видеотеги и трансерные граффити. Он вырос в убеждении, что медиасобытия реальны, а личная жизнь — нет. Если чего-то нет в Сети, так его и вообще не происходило. Вместе с тем он ненавидел обычное программирование и считал его жвачкой для покорных животных, так что ТВ, Сеть и видео определяли его чувством личной нереальности, оставляя незавершённым.
Жером увидел Жерома: воспринял себя нереальным. Жером сканировал трансер-частоты и создавал иллюзию себя через видеограффити. Он полагал, что движим радикалистскими побуждениями. Теперь же ему стало ясно, что на самом деле он желал утвердиться, почувствовать собственную значимость, вознести себя над МедиаСетью.
Тут возникла связь с Эдди, и компьютерная модель Эдди накатила на Жерома, словно оползень. Эдди видел себя в образе легендарного страника, доморощенного мистика и бунтаря; фантазия его выявляла социопатию человека, который в любой заднице затычкой рад послужить, дали бы ему отвести на ком-то душу за свои неудачи и поныть вволю.
Врубился Боунс; мировоззрение его оказалось сложным, сочетавшим уличные представления о социобиологии с верностью друзьям и мистической верой в могущество мозговых чипов, замешанной на амфетаминах. Его внутреннее Я воплощал карлик-мазохист, тролль, гложимый постоянными сомнениями и терзаемый язвами вины.
А затем появилась Суиш, женщина с неуместно огромными, перепутавшими телесное расположение, опухолеобразными гландами, достойными сравнения с тестикулами. Её терзал вечный голод самоуничижения, отражавшего презрение, какое довелось ей испытать со стороны отца, И мистическую веру в могущество синтетического морфина.
...Жером испытал ментальную дезориентацию, увидев остальных через сеть карикатурных, искажённых внутренних образов, кишащих гротескными амбициями. А за ними тянулась иная реальность, видимая через прореху в психических облаках: Плато полнилось шепотками мозговых чипов на запретных частотах; то была электронная гавань для неотслеживаемых сделок, Плато, где смели рыскать лишь самые жестокие; обитель колоссальных возможностей, непостижимых опасностей, несущая неизменно значительный потенциал потери себя и безумия. На Плато бродили волки в биософтовых шкурах.
Оттуда доносился зов сирен, беззвучный вой, призывный стон... трудно было не поддаться ему...
— Ух-хух, волчий зов, нафиг-нафиг, — сказал Боунс то ли вслух, то ли по чипированному каналу. И расшифровал смысл изданных звуков: — Держись подальше от Плато, или нас туда засосёт и собьёт фокус. Сконцентрируйся на параллельной обработке данных.
Жером взглянул на обратную сторону век и принялся сортировать файлы. Повёл курсор вниз...
И вдруг это случилось. Групповое сознание воздвиглось над ними мыслящим небоскрёбом. Все испытали прилив мегаломаньячества от идентификации с ним; от этой величественной высоты Ума. Пять чипов стали Единым Целым.
13
Роберт Уильямс (1943) — американский художник и иллюстратор комиксов, культовая фигура панк-рокерской культуры.