Он показал манекену палец, а фигура в чёрном кожаном пальто и флисовой рубашке добросовестно вернула ему движение, улыбнувшись его же лицом.
Джо Энн рассмеялась, но отвернулась.
— Ай, ладно, не смеши меня.
Они пошли дальше.
— Ночка выдалась что надо, — констатировал Баррабас, когда они достигли затянутых цифровой рекламой ограждений рядом со станцией метро.
Она остановилась и улыбнулась ему. В глазах снова мелькнула почти светозарная живость натуры, так привлёкшая его.
— Ага.
Четвёрка молодых пакистанцев, наверное, студенты по дороге в универ, поднялись из метро и прошмыгнули мимо Баррабаса с Джо Энн, но один задел девушку. Баррабас нахмурился. Пакистанец, толкнувший Джо Энн, остановился рядом с Баррабасом и оглядел её с головы до ног. Вид у неё после приключений в секс-клубе был изрядно помятый.
Пакистанец ухмыльнулся.
— Извините, мисс. Жаль, у меня нет времени извиниться как следует. Но вы ж маненько потаскались нынче ночью?
Баррабас отреагировал инстинктивно. Рука сжалась в кулак и метнулась вперёд. Вог от удара отлетел назад и врезался в дружков.
Самым ледяным голосом, на какой оказался способен, Баррабас бросил:
— Ты, мерзкий вогишко, да как ты смеешь, скотина?
Его пронизало облегчение. Он подумал, что наверняка впечатлит Джо Энн, приятно удивит своей готовностью постоять за её честь, отогнав всякую шваль.
— Убирайся к чертям собачьим отсюда, гребаный вонючий вогишко, — продолжал он. — Желательно — назад в Пакистан.
Глаза вога сжались в щёлки, он было нацелился полезть в драку, но студенты, издевательски поржав над Баррабасом и изобразив положенные неприличные жесты, потащили дружка от греха подальше.
— Наверное, ВАшник, — уговаривали они его проигнорировать фашистского болвана.
Баррабас осознал, что Джо Энн смотрит на него. Краснинка усталости в её глазах исчезла, отбелённая ледяным гневом.
— Поверить не могу, — медленно, недоверчиво произнесла она. — Ты вынудил меня принять тебя за человека. Ты меня одурачил. Ты же гребаный нацик. Разве нет?
— Я? Наци? Чёрт подери, нет. Нет!
— Ты расист-убийца!
— Я просто... Я просто хочу, чтобы они убрались из Англии, воги. Тут места мало. Работы и еды не хватает, мы сами еле справляемся...
— Ты правда в эту хрень веришь? Ты своей собственной головой не пробовал подумать?
— Всегда думаю. А ты как можешь нам тут указывать, что ты про нас знаешь, дура америкосовская!
— Та-ак. Отлично. Иди к чёрту.
Она развернулась на пятках и кинулась на станцию.
Ему захотелось устремиться за ней, но он не смог.
В голове у него поднялся оглушительный рёв. Но это был только поезд, прибывший на соседнюю открытую платформу. Поезд остановился наверху, за следующим пролётом лестницы. Его поезд. Спустя миг он потащился туда.
Париж, Франция
Егернаут крушил улицу, сотрясая здания, так что выбитые кирпичи и обломки карнизов дождём сыпались в переулки. Уотсона, по счастью, укрывала бронированная кабина армейского бусика. Они приехали сюда всего минутой раньше егернаута, а теперь следили за его работой по мониторам в кабине: камеры были куда безопаснее окон. Ощущения были, как при скором запуске межконтинентальной баллистической ракеты. Оборудование слежения коротко пикало, бесстрастные техники в гарнитурах направляли егернаут и сканировали развалины в поисках саботажников. Хорошо, что есть экраны — слишком поражала воображение картина при прямом наблюдении с улицы. Слишком напрягала нервы. Всё равно что при извержении вулкана присутствовать или смотреть, как массивный, скреплённый балками подвесной мост отрывается от опор и начинает пьяно гулять в воздухе...
Эта модель егернаута обладала модулем дистанционного управления. Она двигалась с неумолимой методичностью автомата, не так грациозно, как предыдущие, но неостановимо, направляясь прямо к старому дому. Уотсон обрадовался, что адрес совпадает. Несколько раз они разрушали не тот дом, и это создавало кучу проблем для партийных пиарщиков: нелегко объяснить зряшную гибель нескольких сотен.
Кое-кто из обитателей дома, завидев приближение егернаута, успел выскочить наружу. Остальные — нет.
Они начали было прыгать в окна, надеясь спастись. Но тут обрушился молот. Разящая коса егернаута, закреплённая на несокрушимых опорах, вгрызлась микроволновыми лучами в здание, глубоко прокусила размягчившуюся крышу, проникла сквозь черепицу и чердак, словно птичий клюв — внутрь раковины улитки.
Уотсон подумал, что жители дома немногим отличаются от таких улиток. Они стояли на подоконниках, кричали и махали руками, точно надеялись этим остановить тысячетонную громаду кристаллосплава, которая на них опускалась.
Нет, ну правда, что за глупость? Если тебе суждено умереть, умри же с достоинством. Что проку истерить?
Егернаут вгрызся в здание ещё глубже: Уотсон чувствовал, как вибрация от столкновения с домом расходится по улице, проникая внутрь броневика. Менее чем за минуту восьмиэтажное здание сложилось, как раздавленная скорлупа, обрушилось, и на его месте встал вихрь пыли и дыма. Ревущий скрежет егернаута заглушал вопли раненых и умирающих. Стоило косе повернуться, подобно лезвию газонокосилки «Рототиллер», как с её краёв закапала красная жидкость.
Уотсон бы, конечно, в нормальных обстоятельствах наслаждался зрелищем, но Гиссен — Ненасытный — портил ему всю обедню. Гиссен выглядел совершенно обычно, ничем не оправдывая свою пафосную кличку. Как въедливый королевский налоговый инспектор.
Они сидели рядом в тесной кабине, сразу за водительским местом. Кроме них, сюда втиснулся ещё и наводчик, на голове которого торчал видеошлем; этот человек был всецело занят работой с егернаутом. Уотсон попивал чай из пластикового стаканчика, Ненасытный — кофе со шнапсом. Гиссен слушал по гарнитуре переговоры команды ВАшников, которая обыскивала квартал, с пилотом хоппера.
— Есть что-нибудь? — спросил Уотсон. Он превосходно знал, что ответ будет отрицательный, но хотел уколоть Гиссена. Ненасытный покачал головой. Ничего.
Уотсон усмехнулся. Он испытывал противоестественное удовлетворение, видя, что НС в ловушку не попалось. Он же говорил придурку Гиссену, что приём не сработает. План Гиссена словно взят со страниц старого романа Дюма или из фильма про Зорро — чтобы выманить партизан, дайте им знать, что следующая казнь состоится в арабском квартале. Они явятся туда, чтобы защитить бедолаг. Гиссен и Уотсон не стали разглашать конкретных координат или даже района называть — но позволили инфе просочиться к партизанам. Они надеялись, что Новое Сопротивление, бойцы которого наверняка следят за районом, где хранятся егернауты, последует за машиной к месту сноса и атакует её «стингерами» или каким-нибудь иным бронебойным оружием. И, может, этот мерзавец Торренс тоже окажется здесь, командуя операцией?..
Разумеется, трюк не сработал. Стейнфельд не дурак, а Торренс — не сопляк. Их на такую простую наживку не поймаешь. Особенно если учесть, что против егернаута мало можно сделать с таким оружием. Впрочем, снос здания, где, по слухам, гнездились симпатики Нового Сопротивления, и сам по себе полезен. Для этого егернауты и применяются. В конечном счёте, однако, егернаутам настанет пора выехать на поле боя и атаковать фалангой вражеские города. Когда придёт время расширять сферу господства...
Гиссен снял гарнитуру, пожав плечами.
— Я вообще и не думал, что это сработает. Но надо же было попробовать, протестировать их реакцию.
Уотсон безмолвно вскипел.
— Я же вам говорил, как они отреагируют. Ваше подчёркнутое неуважение к моим советам поистине возмутительно. В конце концов, за безопасность здесь отвечаю я.
— Я вас безусловно уважаю, герр Уотсон. Но мне нужно исследовать проблему собственными методами. Я полагаю, что тут сработают старомодные методы. Казни в знак возмездия за теракты Торренса — это древний, проверенный временем способ. В конечном счёте он позволит нам обзавестись информаторами и создаст рычаг давления на этого человека. Я намереваюсь также применить и более современные технологии. У нас появились новые устройства слежения... очень полезные для условий метро и канализационных коллекторов, где прячутся партизаны.