— Что, часовых будете там расставлять?
— Нет. Я намерен выслать туда дроноптиц.
— Они теряют сигнал под землёй! Они не смогут оттуда передавать!
— Эти новые модели более автономны. Они не передают, только записывают. Они могут работать в инфракрасном диапазоне. Они исследуют туннели. И найдут их.
Торренс и Роузлэнд с винтовками в руках стояли спинами к стопке заплесневевших картонных ящиков с книгами, наблюдая за входом. Комната была мрачная, пыльная, холодная и провоняла мочой. Старая мебель, хранившаяся здесь, покрылась известковой пылью, облетевшей с потолка, когда дом сотрясался в пору обстрелов Парижа артиллерией Нового Советского Союза. Единственным источником света служил установленный в глубине помещения химический фонарь, да ещё через окно подвала немного проникало. Старый фургончик они припарковали за углом, но ВАшники могли его заметить и догадаться, что прежде его тут не было. Это могло случиться в любую минуту. Каждый миг следовало ожидать атаки.
Торренс, впрочем, полагал, что атаки не произойдёт. ВАшники сосредоточились на домах и улицах, близких к той, что подвергалась сегодня разрушению.
— Можно было бы что-то предпринять, — безжизненным голосом сказал Роузлэнд.
Торренс отметил, что Роузлэнд в депрессивной фазе. В маниакально-энергичной стадии Роузлэнд шутил, поддразнивал друзей, отпускал колкие реплики. Давал себе и другим пар выпустить. Но стоило эмоциональному напряжению одолеть его, как сейчас, когда он глядел прямо в морду чудовищу, и голос Роузлэнда, а с ним и личность, становились безжизненными, монотонными. Могло показаться, что он соскальзывает в какую-то разновидность типажа узника ЦП, у которого голос и взгляд потускнели от безнадёги; слова Роузлэнда лишены были всякого выражения, даже когда он произносил самые горькие фразы вроде:
— Нам бы стоило умереть вместе с ними. Мы этого заслуживаем, раз тут сидим сложа руки и глазеем, как они гибнут.
— Мы не в силах были это остановить, — сказал Торренс. — Нельзя было угадать, какой именно дом они выберут. И они оцепили весь квартал. Счастье, если нас хотя бы тут не достанут.
Говоря, он поглядывал на монитор КПК, где высветился бы тревожный сигнал, случись рядом пролететь дроноптице или иному электронному устройству слежения. Но сканеры были не слишком надёжны.
Дом содрогнулся, с потолка снова посыпалась пыль. Егернаут продолжал трамбовать улицу в трёх кварталах отсюда.
Торренс посмотрел на Нормана Хэнда, который сидел на спинке перевёрнутого дивана, пока его техник-оператор, скорчась под самым подвальным окном, возился с камерой. Они пытались снимать через окно.
— Ну как, получается, Хэнд? — спросил Торренс.
Журналист кивнул. У техника была длиннофокусная камера с цифровым усилением. Они не осмеливались подобраться ближе.
Репортёр ни слова не произнёс с тех пор, как начался снос улицы. Он смотрел на экранчик своего коммуникатора, где отображалось поле зрения камеры. Время от времени у него подрагивала челюсть.
Торренса это радовало. Хэнд ошеломлён увиденным. Он видит то, что отрицать не получится, не получится просто взять и стряхнуть с себя. Если повезёт, то он наберётся смелости ретранслировать свои впечатления по Сети. Видео частично подтвердит его слова. Возможно, удастся взять интервью у кое-кого из выживших. По крайней мере, мужчины, женщины и дети в том квартале погибнут не зря. Впрочем, они будут умирать снова и снова в Сети, на глазах у миллионов.
И Торренса опять проняло чувство собственной дурацкой беспомощности, когда он подумал о том, что там творится.
Роузлэнд топтался на месте.
— Но можно же хотя бы снять нескольких ублюдков из винтовки.
Торренс покачал головой.
— Нельзя рисковать нашим выходом на Сеть. Мы сейчас, можно сказать, уже атакуем их, поворачиваем против них их же собственную жестокость. Ты понял, чувак?
— То есть мы просто снимем видео и вернёмся к себе.
— А потом используем видео.
— Люди скажут, что это компьютерная анимация.
— Ролик можно проверить. Кроме того... он просто вызовет слишком реалистичные ощущения, чтобы отрицать его подлинность.
Голос Роузлэнда стал ещё монотонней:
— Оно того не стоит. Я пошёл. Пойду кого-нибудь убью.
Торренс ответил тоном, которому научился, став офицером парамилитарного формирования:
— Нет. Нет, ты не сделаешь этого.
Роузлэнд двинулся к двери.
Торренс подумал, не пригрозить ли, что застрелит его. Но он не был уверен, что угроза подействует.
А если придётся его убить?
— Роузлэнд, — произнёс он.
Роузлэнд положил руку на шишак ручки двери.
— Если ты это сделаешь...
Роузлэнд повернул ручку.
Торренс снял оружие с предохранителя.
И сказал:
— Если ты это сделаешь, я вышвырну тебя из НС. Мы тебя отправим в Штаты, где ты будешь жить со своей семейкой долго и счастливо.
Роузлэнд помедлил и медленно обернулся.
— Я же доказал, чего сто́ю.
— Конечно.
Торренс отвёл дуло в сторону.
— Но, клянусь, я так и поступлю.
— Тебе охота свой ранг подтвердить?
— Я хочу, чтобы Сопротивление действовало слаженно, Роузлэнд. Если ты это сделаешь, тебя тут больше не будет. Ты всё равно что умрёшь. Ты больше не сможешь убивать фашистов. Не здесь. А они просто пришлют новых.
Роузлэнд смотрел на него глазами, утонувшими в пятнах теней. Он был похож на зомби.
И голос у него был как у зомби:
— Ладно. Твоя взяла.
Он вернулся на место и сел. Опёрся на винтовку и уставился в никуда.
Дом снова вздрогнул. Хэнд застонал, плечи его обвисли, и журналист разрыдался. Торренса начало тошнить.
Исследовательские лаборатории Купера,
Лаборатория 6, Лондон
— Что ты хочешь сказать: потерял с ней контакт? — Голос Купера дрожал на грани истерического визга.
— Спокойно, — сказал Баррабас. Они стояли в монтажной, плотно закрыв дверь. Тут было тесно и душно. — Да, я признаю, что облажался. Но она так или иначе снова на вас выйдет. Ей нечем платить за процедуру удаления воспоминаний.
— А почём знать? Если сообразила, что там данные по биологическому оружию, с тем же успехом может переметнуться к гребаным радикам. Куда угодно.
— Она не знает, что там.
Но ответ Баррабаса прозвучал неуверенно.
— Именно. И я хочу, чтобы ты...
— Так, стоп, — перебил Баррабас. Он успел всё обдумать. — Давайте сначала поговорим.
Купер облизал синюшные губы.
— И о чём же ты хочешь, э-э, поговорить?
Баррабас колебался. Ему пришло в голову, что кое-какая имевшаяся у него информация может послужить рычагом давления на Купера. Взамен можно что-нибудь выторговать. Но Куперу вряд ли понравится шантаж, даже по мелочи. Баррабас рисковал нажить себе лютого врага... однако ему во что бы то ни стало требовалось выйти сухим из воды.
— До меня дошли слухи, доктор Купер. О том, что вы наркоман.
Купер открыл было рот, чтобы возразить, но передумал.
— Ну и что? — окрысился он. — Я начал гораздо раньше, чем...
— Насколько сильно ваше пристрастие? — покивал Баррабас. Балансирующие инжекторы. Своего рода наркотический рыболовный крючок, имплант, который по утрам вводит стимулирующие препараты, потом транквилизаторы, чтобы сгладить острые углы, затем — ближе к вечеру — зачастую нелегальную дозу средства, вызывающего прилив чистого наслаждения, а напоследок — успокоительное и снотворное. Накачивает и выводит из-под кайфа, следя за балансировкой ощущений... постоянная балансировка, микроскопические кровеанализаторы, выверяющие уровни дневного потребления наркотиков. Вот только... до определённого момента аддикцию это устройство попросту игнорирует, а потом само по себе становится притягательней и дороже любого наркотика. Человек без него так чувствителен к переменам настроения, что и минуты в здравом уме не протянет. А через пять минут — покончит с собой.