Временная платформа была изготовлена из сжатой переработанной макулатуры — искусственной целлюлозы, — как и распечатанная одежда. Под весом Лестера она немного просела. Тот переместился к ним, пожал руки на камеры Колонии-ТВ и утянулся к торчавшей из подиума тростинке микрофона. Он обратился к толпе техников на техниглише, сообщив, что именно усилиями Клэр и Паркера Снаружи завершён проект сооружения новых домов для технарей, что Паркер спас его жизнь, а Клэр Римплер понимает нужды рабочего класса и искренне ратует за его благополучие. Что жилища Снаружи — в парке перевёрнутой экосистемы сферы Бернала, заполненном воздухом, солнечным светом и благодатной фауной, — станут символом нового уважительного отношения Админов Колонии к рабочим всех уровней.
Паркер не очень хорошо понимал техжаргон и большую часть речи Лестера пропускал. Он услышал своё имя, выхватив его из крошева гласных и согласных, где каждая фраза казалась уху Паркера одним длиннющим словом. Паркер немного стыдился похвал в свой адрес, но и радовался, понимая значимость своих достижений. К тому же они сближали его с Клэр.
Иногда она его раздражала. С Земли она вернулась сама не своя. Она там такое видела и в таком участвовала — палец в рот не клади. Но в минуты счастья в ней проступала женская суть, яркая, как звёзды Техаса, и, Господи, как ему хотелось...
Расси, ты для неё слишком стар, говорил он себе.
Когда Лестер закончил, Клэр толкнула локтем Паркера; Расс неловко вышел к микрофону, развернул записи, морщась от шума бумаги, и зачитал речь на стандартном английском. Клэр демонстративно выступила на техниглише. Потом они перерезали ленту и устремились к новым домам, чтобы отпраздновать пуншем завершение проекта.
Клэр и Паркер стояли рядом, болтая с Китти, женой Лестера; Лестер протолкался к ним, и Клэр пробормотала:
— Ох-хох. Кажется, он намылился нам политинформацию прочесть.
Китти хихикнула. Паркер внутренне застонал.
— Вам известно, — сказал Лестер, смерив Паркера оценивающим взглядом, — что в настоящее время нами движет стремление к реформам, и на этом пути мы достигли определённых успехов. Возможно, стоит использовать энергию момента. Реформировать экономику Колонии.
— Лестер, ты вправду думаешь, — ответил Паркер, — что люди проголосуют за социалистическое государство в Колонии, если выставить этот вопрос на референдум? Да ну. Большинство технарей в той или иной мере демократы, а не радики.
— Особенно в свете недавних перемен, — добавила Клэр. — Мы для них много делаем, как ни крути.
— Нет, — сказал Лестер. — Вы просто упрощаете им жизнь. Это не значит, что вы играете честно. Тут сохраняется классовая структура, тут по-прежнему налицо классовый дисбаланс, а также неравенство в окладах. Админы больше не понукают их, как приготовишек на кабальном договоре, а скорей... как обычных слуг «либерального» нанимателя.
— Реформы продолжаются, — ответила Клэр. — Я хотела бы их расширить. Возможно, нам и вправду не помешает какой-нибудь вариант демократического социализма. Умеренный. Думаю, медстраховка должна полностью оплачиваться администрацией, а субсидии на жильё — увеличиваться. Но социализм сам по себе слишком архаичен для этой среды, Лестер.
— Социализм архаичен не более, чем принципы инженерного строительства — они оттачиваются по мере того, как мы учимся строить всё лучше и лучше, но базовые...
Ну и так далее, и под конец все согласились подумать. Лестер, судя по виду, не обиделся, но по его виду вообще мало о чём можно было судить; он это умел.
Жена Лестера пришла им на выручку, оттащив его помочь с ребёнком. Клэр сказала:
— Хватит с меня политики на сегодня, Расс. Пойдём прогуляемся?
А то!
В Колонии была погода. Худосочная, но какая уж получилась. Кое-какие проявления её целенаправленно вносились системами жизнеобеспечения, другие возникли случайно, из сочетания внутренних циклов с особенностями дизайна Колонии. Случались тут, Снаружи, слабая облачность и морось, иногда — лёгкий смог, от несовершенной работы воздушных фильтров. Колония вращалась, солнечный ветер хлестал её по бокам, температура менялась, и смещение воздушных масс порождало бризы. Сегодня окна отрегулировали так, чтобы пропускать внутрь больше солнечного света, а утренняя роса успела испариться, и стало скорей душно: Паркеру эта погода напомнила Даллас.
— Я бы щас... мороженого съел, — заявил он Клэр, прогуливаясь с ней по тонкой рощице и глядя, как толстобрюхие «атлеты» швыряются друг в друга фрисби-тарелочками на травяном поле за линией деревьев.
— Может, и получится, если ты правильно сдашь свои карты, — сказала она.
— У тебя мороженое было? Откуда? Корабли уже давно не швартовались.
— Не было. Я сама сделала. От папы ручная мороженица осталась.
— И ты от меня её прятала! Как тебе не стыдно. К чему эти выкрутасы между Админами? Где моя доля декаданса, блин...
— Тебе вес надо сбрасывать, а от мороженого полнеют. В такую влажную погоду я обычно в комнаты невесомости ухожу и тренируюсь там, просто аэробикой занимаюсь некоторое время. Но там одной скучно. Пошли со мной?
— A-а... э-э... я там только однажды был, так что да.
— В этом конце рощи лифт.
Паркер свернул за ней на перекрёстную тропинку и уткнулся в закруглявшуюся стену, совсем недавно расчищенную от граффити. Коридор из прозрачного пластика, словно пуповина — плаценту, сочленял Наружную зону с прихотливо проработанными инженерными внутренностями Космической Колонии.
Клэр казалась немного меланхоличной, а учитывая, что комнаты невесомости часто использовались для любовных игр, он осмелился подумать: А вдруг мне повезёт.
Не дури себя. Ты для неё слишком стар.
В центре связи Админской-Центральной секции Пер-Ста Стоунер потягивал из бумажного стаканчика «Кока-Колу-9» и ждал звонка с Земли. Экраны консоли были пусты, на трёх из них по центру высвечивалось: ОЖИДАНИЕ ВЫЗОВА.
Первым пробился Стейнфельд, из Израиля, и его изображение, померцав, утвердилось на экране слева; затем Смок из Лондона, на правом. Средний экран остался пустым.
— Наш спонсор, — начал Стейнфельд, имея в виду Бадуа, — пожелал воздержаться от видеосвязи. Он слишком параноидально настроен — а может, просто мудрей меня. Но всё в порядке, он с нами. Я получил деньги. Думаю, он окажет нам и силовую поддержку для определённых действий...
За вычетом лагов на пересылке сигнала, остальная часть конференции свелась к:
— Смок, ты слышишь нас обоих?
— Так точно.
— Стейнфельд?
— Ага.
— Стейнфельд, ты уверен, что наша беседа не прослушивается?
— Если только кем-нибудь из наших врагов не достигнут очередной технологический прорыв. Такой возможности никогда нельзя исключать.
— Ладно, поехали, — сказал Стоунер. — Мне нужно с вами поговорить кое о чём. Смотрите. Если Спонсор действительно нас поддержит, то Уитчер нам не нужен. Верно?
Стейнфельд помедлил с ответом. Изображение заполосило и на миг расплылось (наверное, какая-нибудь солнечная вспышка навела помехи на этой волне), словно телеэкран подчеркнул этим его неуверенность. Потом стабилизировалось, и он кивнул.
— Да. Мы всегда можем рассчитывать на Уитчера, но теперь, полагаю, на крайний случай обойдёмся и без него, не утратив эффективности. А что, там поплохело?
— Угу, — сказал Стоунер, — поплохело. Я практически уверен, что Уитчер утаивает от нас разведданные.
— Это не обязательно означает, что он скрывает от нас информацию из злого умысла, — возразил Стейнфельд. — Возможно, он боится экстракторов.
— Каких ещё экстракторов? В Колонии? Сомневаюсь. Впрочем, я уже в курсе. И знаете что? Этой информацией он совершенно точно обязан был поделиться.
Стоунер задумчиво воззрился на свой напиток. Прямая видеосвязь с Землёй обходилась дорого, и системное время не следовало тратить впустую, но он подбирал нужные слова.