— Дэн, пойдём, — сказала Бибиш. — Давай.
Он покачал головой. Он как будто примёрз к стулу. Духовная инерция. В желудок разом ухнула такая тяжесть, что подняться стало невозможно. Ему показалось, что он весит теперь полтонны. Столько, сколько весили разом сорок оголодавших узников.
Некоторые из них были неграми, некоторые — хасидами, попадались также французы, уличённые в «подрывной деятельности». Они сбились кучно, потеряв остатки индивидуальности во внезапном шоке от осознания неизбежной судьбы. Охранники окружили их живым кольцом. Человек, в котором Торренс узнал Гиссена, Ненасытного, отвернулся, изучая толпу на площади.
Не шевелись. Не двигайся. Не кричи. Он тебя заметит.
— Я всё равно не смогу пошевелиться, — прошептал Торренс.
Бибиш глянула на него.
— Quoi?[61]
Торренс не ответил.
Гиссен отдал негромкое приказание старшему офицеру отряда французских эсэсовцев. Последний развернулся к толпе и возгласил, что казнь «преступников, связанных подрывной деятельностью в составе организованной группы» осуществляется в знак возмездия за террористические акты «Остроглаза». Потом отвернулся к солдатам и гаркнул. Те навели автоматы. Узники закричали и съёжились. В толпе кто-то заплакал. Офицер эсэсовцев открыл рот, готовясь скомандовать: «Пли!»
Торренс встал, сам не осознавая, что делает.
Он начал смещаться к Гиссену, открывая рот для крика.
Но Гиссен не смотрел в его сторону. Тем временем Роузлэнд с Бибиш, сообразив, что происходит, схватили Торренса под руки и поволокли обратно. Роузлэнд крепко зажимал Торренсу рот, Бибиш что-то шептала по-французски официанту — своему другу.
Роузлэнд пробормотал:
— Пора нам меняться ролями, Торренс. Моя очередь прикрывать твою задницу.
Ещё трое бойцов НС, закрытые от взгляда Ненасытного толпой на площади, присоединились к Роузлэнду и дружными усилиями оттащили Торренса через кафе в подсобку, а оттуда по лестнице — в переулок.
Торренс сдавленным голосом пытался объяснить им:
— Они в любом случае знают, что я тут, это уже неважно. Они это делают, чтобы помучить меня, прежде чем доберутся до меня. Они знают. Они знают. Это моя кара!
— Нет, — сказала Бибиш. — Нет. Тсс.
Торренс услышал, как офицер СС отдаёт финальный приказ.
Но уже не услышал, как разрывные пульки со свистом — ссс-ссс-ссс — впились в тела узников.
Торренса там не было, чтоб это услышать и увидеть.
Однако это зрелище ещё очень долго маячило у него перед глазами.
• 08 •
Лондон
Купер вёл себя как-то странно. Баррабас побаивался, не совершил ли он ошибки, вернувшись сюда с Джо Энн.
Они сидели в видеомонтажной: работы не было, просто выпала возможность поговорить наедине. Купер сидел на вертящемся стуле, едва заметно покачиваясь, зябко ёжась, и казалось, что он вот-вот упадёт. Зрачки его сужались и расширялись, сужались и расширялись.
Баррабас понял, что он под кайфом.
Он какой-то гадости накачал в свой инжектор.
— Она в холле? — хрипло спросил Купер.
— Да.
— Иди поговори с ней, задержи тут. Я позову охрану. У нас машина...
В коридоре раздались шаги. Баррабас потянулся к консоли и торопливо щёлкнул тумблером, включив аппаратуру для видеомонтажа: теперь шум заглушит их беседу. На экране возникли малопривлекательные изображения субов. Те слонялись из стороны в сторону и гадили на себя: ожившие карикатуры на людей. Баррабас быстро отвёл взгляд, стараясь не обращать внимания на доносившееся из колонок мяуканье.
— Сколько вы намерены стереть? — спросил он. — В смысле — и свежее, так ведь? Не хочу, чтобы меня стёрли из её памяти. Если только селективно. Можно ли удалить воспоминания о генноинженерных проектах — и не больше?
— Ты что несёшь, идиот?
— Она проснётся со стёртыми воспоминаниями о генах и...
— Это дорого. Я хочу сказать, нельзя стереть так селективно, не оставив много оборванных нитей...
— Что?! То есть, мать вашу...
— Не тревожься. Мы этим займёмся.
Купер постарался изобразить ободряющую улыбку. Она вышла похожей на оскал хорька.
Баррабас уставился на него.
— Вы собираетесь её убить.
Купер пренебрежительно отмахнулся.
— Это мелочи.
Боковым зрением Баррабас видел, как ёрзают, стонут и срут розовые твари на экране.
— Они её запихнут в машину — и дальше что?
— Ты же не втюрился в неё, надеюсь? Она левачка, как пить дать — комми или анархистка. Оставим её в живых — выйдет за какого-нибудь громилу-негра и нарожает ему детей. Худшая разновидность бесконтрольного скрещивания. Мерзость. Выкинь её из головы, я сказал!
Баррабас сделал морду тяпкой и старательно вздрогнул от омерзения.
— Да, вы правы...
— А теперь иди. Придержи её там, чтобы...
— Да, — повторил Баррабас, — вы правы.
Он кивнул, повернулся, автоматически открыл дверь и, как болванчик, побрёл по коридору.
Он нашёл её в комнате отдыха. Вид у Джо Энн был взволнованный, она теребила в пальцах ручку сумки.
— Ты получил разрешение?.. — спросила она таким тоном, словно ей предстоял аборт.
— Да. То есть, э-э...
Он услышал голоса в соседней комнате. Один из голосов принадлежал начальнику охраны.
Баррабас крепко ухватил Джо Энн за руку.
— Идём. Я сам тебя провожу.
— Не вешай мне лапшу на уши. — Но она повиновалась, и они вышли наружу. — Отчего такая спешка?
Он оглядывался, высматривая нужную машину в трафике. Только что перестал дождь; мокрые улицы стеклянисто поблёскивали, в воздухе парило — асфальт отдавал сумеркам накопленное за день тепло.
Вот. Перед пабом фырчит чёрное такси. Водителя за рулём нет — наверное, вышел пропустить стаканчик.
Баррабас потащил Джо Энн прямо через поток машин, заставляя водителей сердито клаксонить и лавировать. Затянул в паб. Выглянул через пыльное окошко: из дверей лаборатории вышли ВАшники. Хмурясь, стали озираться. Перед пабом остановился грузовичок пивоваренной компании, загораживая им обзор. А движение плотное. Ещё можно успеть.
Баррабас взглядом отыскал у старой, из дерева и бронзы, барной стойки водителя такси. Тот был блокер: приземистый, болезненного вида, кожа на лице — как у желтушника, усики тонкие, глаза водянистые; похоже, из Юго-Восточной Азии или откуда-то по соседству. Он потягивал из кружки коричневое пойло с пеной. Баррабас в два прыжка преодолел разделявшее их расстояние, сгрёб водилу за локоть и бросил на стойку купюру в двадцать фунтов. Британия так и не перешла на мировую валюту и продолжала пользоваться фунтами стерлингов.
— Перерыв окончен, чувак. Мы спешим.
— Слышь, ты, я не собираюсь в обеденный перерыв ради двадцатки...
— Обеденные пропиваешь? Ну-ну. — Он бросил на стойку ещё одну двадцатку. Больше денег у него не осталось.
— Баррабас, какого чёрта! — сердито прикрикнула Джо Энн, решив, что Баррабас снова собачится с вогом. — Он же...
— Любимая, поверь мне хоть на этот раз.
Водила, напустив на себя вид оскорблённого аристократа, подцепил со стойки сорок фунтов, распрямил купюры и положил в карман. Потом неуверенной походкой направился следом за Баррабасом к машине. Джо Энн сердито глядела на них.
Эсбэшники ещё не успели перейти улицу, когда отъехал грузовичок. Они заметили, как Баррабас и Джо Энн садятся в такси. ВАшники закричали и полезли в карманы курток. Траффик благоприятствовал: такси быстро оторвалось от убийц.
— Куда? — спросил водитель.
— Э-э... На Пикадилли. — Ему просто нужно было выгадать время на размышления.
Она взглянула на него.
— Мы от них бежим?