— Думаю, Гиссен, — сказал Уотсон, — сейчас вы демонстрируете на собственном примере то, что у американцев называется «passing the buck»[72].
— Гиссен прав, — возразил Рольф. — Это моя промашка. Я не предвидел, что автотанк может контролироваться НС. Я могу лишь сказать в своё оправдание, что всего предвидеть невозможно.
— Ну что ж, — долбил своё Уотсон, — работа в Штатах избавит вас от подобных стрессов военного времени, Гиссен.
— Я не могу работать в Соединённых Штатах в такой обстановке, какая воцарилась там сейчас, — сказал Гиссен, тщательно оправив свой старомодный твидовый костюм. Движения были чересчур резкими, что выдавало, как он раздражён. — Америке либералы промыли мозги.
— Да, — кивнул Джебедайя, радуясь возможности поучаствовать в разговоре взрослых. — Светский гуманизм.
Гиссен продолжал:
— Они отказались от Антинасильственных Законов — больше не проводят публичных казней и публичных избиений. Они с тошнотворной скрупулёзностью расследуют каждое дело. В такой атмосфере плодотворное сотрудничество с полицией не представляется возможным. Я вынужден буду полагаться только на себя.
— Либералы? В Америке-то? — рассмеялся Уотсон. — Это всё только пена. Немного масла на бушующие медиаводы Сети, друг мой. Пока миссис Анна Бестер остаётся на посту президента, пока её администрация у власти, Америка фактически продолжит консервативную политику. А это значит, что у нас найдётся достаточно симпатиков в высших эшелонах власти. Их всё ещё много в ЦРУ, АНБ... вам помогут, Гиссен. Я возлагаю на вас задачу найти Хэнда и Смока, пока они не отравили медиаводы...
— Я подчиняюсь Рику Крэндаллу, — сказал Гиссен. — Он мой начальник. Посмотрим, что он скажет.
Гиссен поднялся и пошёл вперёд, к чинушам ПЕ в рубке управления.
Ну да, конечно, подумал Уотсон с некоторым самодовольством. Посмотрим, что скажет Рик Крэндалл...
Они сидели на краю платформы подземки: Стейнфельд, Торренс и Роузлэнд. Болтали ногами, словно над пересохшим руслом подземной реки в ожидании, не проплывёт ли мимо призрачная патрульная лодка эсэсовцев ПЕ.
— И что, он сейчас на лодке вместе с Уотсоном? — спросил Торренс.
Стейнфельд кивнул. Он смотрел в устланное тенями русло подземной реки метрополитена, словно видел там лодку. И мальчика по имени Джебедайя.
— Как вы на него вышли? — поинтересовался Роузлэнд.
— Через Купера. Обнаружив, что Купер — человек Уитчера во Втором Альянсе, мы подбросили Куперу эту инфу через того же посредника. Купер оценил её потенциал: он боится Рольфа с Уотсоном. Мы знали, что Купер приятельствует с отцом Джебедайи. Отец рассказал сыну, и они стали решать, что с этим знанием делать. Мальчишка, в силу своего возраста, наверняка вступит с Уотсоном в открытый конфликт — а отсюда может произрасти довольно перспективная схизма.
— А как вы вообще об этом впервые догадались? — спросил Торренс[73].
— И почему мне кажется, что я в эфире ток-шоу? — риторически вопросил Стейнфельд, подёргав себя за бороду. — Ну ладно. Мы это случайно раскопали, хотя, в общем, не так уж и случайно... У нас специалист по видеопропаганде сканирует весь контент ВА. Его зовут Кесслер. Он крутой спец. Когда мы просматривали видеоролик с обращением Крэндалла насчёт новой версии Священного Писания, Кесслер заподозрил неладное. Он понял, что Крэндалл, скорее всего, анимирован. Конечно, это может означать, что настоящий Крэндалл заделался таким параноиком, что даже видеоролики записывать ему страшно. Но мы всё же полагаем, что он умер. На Клауди-Пик кое-что поменялось. Там его не слышно и не видно. Перестали заказывать его любимые блюда... Повышенная секретность... Мы полагаем, что Уотсон, гм, вертит анимацию Крэндалла за ниточки. Тот Крэндалл, которого в сети показывают, почти наверняка подделка.
— Компьютерная анимация? — спросил Роузлэнд. — Может, он ею и был всё это время.
— Нет, — сказал Стейнфельд. — Уверяю тебя, он был человеком из плоти и крови. Некогда.
— А теперь вознёсся на видеонебеса, — сказал Роузлэнд и усмехнулся. — На небеса телепроповедников.
Торренс зыркнул на него.
— Тебя это забавляет? Ну-ну. Ты лучше скажи, какого хера один на нас попёр, когда мы появились? Почему ты выскочил на нас в одиночку, если принял за ВАшников?
— Э-э... не знаю.
— Чушь. Ты полез на нас один. Ты ринулся сражаться с теми, кого принял за ВА. Что всё это означает, чёрт побери?
Роузлэнд передёрнул плечами. Поднял брови.
— Э-э... погеройствовать захотелось?
Стейнфельд хмыкнул.
— Наоборот. Ты струхнул. Тебе захотелось, чтоб тебя убили. И я понимаю, почему это так. — Он опустил на плечо Роузлэнда мозолистую ручищу. — Но... если ты дезертируешь таким способом, то приравняешь себя к предателям. Ты был внимателен на тренировках. Ты отличный боец. Ты мотивирован. У нас мало людей. Ты нам нужен, Роузлэнд.
Роузлэнд с трудом сглотнул. У него по-прежнему стоял ком в горле.
Рядом на стене станции висел старый плакат с рекламой кокаинового коктейля. COU-COU! La Boisson De Vos Jeune Pétiller! Полоска света позади выхватывала из мрака старое, пыльное, истрёпанное изображение девушки, чьи глаза метали искры того же цвета, что и коктейль в руке. Пародия на живого человека, подумалось ему.
Мысленным оком он видел, как её красивая светлая головка взрывается. Так было с Габриэль. Габриэль упала...
Как там пелось в старой песне Рикенгарпа?
Что-то вроде: И в том, что я жив, уже грех первородный... Я вышел из рая, сдаюсь с потрохами...
Но Стейнфельду он нужен. Торренсу он нужен. Он нужен им живым.
— Да, — сказал Роузлэнд. — Ладно, проехали.
Он опустил взгляд на рельсы подземки, в реку теней.
Лодка плыла вниз по течению, возвращаясь к охраняемой жандармами пристани. Гости ушли на нос, сгрудились у поручней, восторгаясь плавным, стремительным и бесшумным ходом лодки. Но не забывали крепко держаться за поручни, неуверенно поглядывая на беспокойные после прохождения другой лодки воды Сены.
Уотсон решил, что пора наконец опрокинуть стаканчик. Он спустился на ют, налил скотча из временного бара и разбавил водой. Он был тут один, если не считать маячившего в сумраке штурмовика ВА. Часовой смотрел на реку, развернувшись к Уотсону спиной.
Но тут внезапно, как чёртик из табакерки, появился Джебедайя. Уотсон решил, что мальчишка поднялся из ванной.
Джебедайя сверлил Уотсона обвиняющим взором.
— Ты же не думаешь, что Господь тебе это так оставит, правда ведь? — масляным тоном спросил мальчишка.
— Прости, не понимаю?
— Я уже два месяца пытаюсь поговорить с Риком Крэндаллом напрямую. Он раньше всегда отвечал на мои звонки. Он всегда рад был повидаться с моим отцом. Теперь он никого не принимает и не отвечает на звонки. А эти его видео? Они подложны. Я тебе вот что скажу. Вот что мы с папой думаем. Мы думаем, что Крэндалл мёртв. И что убил его ты.
Уотсон не сдержал порыва оглянуться, не подслушивает ли их кто. Плеск волн заглушал разговор от часового. Остальные гости ушли далеко вперёд.
— Это ведь правда, не так ли? — с ребяческим самодовольством продолжал мальчик. — Я по твоему лицу вижу, что правда.
Уотсон набрал полную грудь воздуху. А ведь когда-то он скорей восхищался этим омерзительным говнюком. Ну ладно. Что было, то сплыло, как любил говаривать его папа. Он хлебнул скотча и ответил:
— Не дури. Я тебе устрою встречу с Риком, если хочешь.
— Ты это можешь? — Глаза мальчика расширились.
— Да, разумеется. — Его даже дурачить не имеет смысла. Нельзя, чтобы он хоть кому-то ещё проболтался о своём умозаключении. — Можем взять с собой всех, кому ты сказал. Мы их всех пригласим, чтобы Рик их убедил.
— Никто не знает, кроме моего папы. Он запрещал мне рассказывать об этом, пока не придумает, что делать с...