Начхать на его план, подумала Пазолини. Мне это не нужно. У меня свои план.
Она отвернулась от терминала спутниковой связи и вышла из старой квартиры с пакетом, где был стеклянный контейнер. Ещё взяла документы и фейковый нацистский манифест, по которым в ней бы определили агента Второго Альянса.
Она отправилась на вокзал, чтобы сесть на единственный поезд в Германию. В Берлин. Там, в Берлине, помещался командный центр НАТО.
Снаружи стояла тёплая ночь. Сияли прекрасные звёзды. Ей вспомнился пляж на Сардинии, маленькая синяя рыбацкая лодка и стихи, некогда зарытые в песке. Теперь поэма станет реальностью.
В пакете был стеклянный контейнер, а в контейнере — смерть, а смерть несла свободу и конец одиночества.
ВольЗона, к западу от побережья Марокко
Торренс терпеть не мог западный сектор ВольЗоны.
В какой-то мере оттого, что этот участок искусственного острова напоминал ему США. Торчащие отовсюду небоскрёбы, не такие высокие, как на его родине — всего-то тридцать или сорок этажей, но в той же комбинации монолитного тонированного стекла и ревизионистских стилистических заимствований из архитектуры начала двадцатого века, отделанные с занятным, порой забавным излишеством — и ох уж эти омерзительные в оптимальной планировке своей маленькие торговые центры у подножия.
День выдался жаркий, солнце африканского побережья отражалось от десятка тысяч стеклянных плоскостей. Он порадовался, что захватил с собой зеркальные очки, но их было недостаточно. Лучше бы весь костюм был зеркальный.
Носил он, впрочем, дешёвенькую синюю распечатку курьера и панаму, прикрывавшую повязку на голове. На панаме значилось: СЛУЖБА ДОСТАВКИ ЗАПАДНОЙ ВОЛЬЗОНЫ. При Торренсе имелись пакет размером с книгу и телеклип. Пакет был самый обычный, стандартная упаковка «Фед-Экс», предназначенный одному из ВольЗонных инвестфондов; по легенде, содержал он документы из филиала Банка Бразилии (одного из крупнейших международных банков) в восточном секторе ВольЗоны. Обычный пакет, доставленный той же службой, чьими услугами они регулярно пользовались. Должно сработать. На случай, если не сработает, у Торренса в кармане лежал дротикомёт, стреляющий пульками со снотворным, и оставалось надеяться, что препарат подействует так же быстро, как заверил Бадуа.
Он поднимался в лифте. Станция «Музак» играла выхолощенную версию хитового сингла группы Living Dead: Моя смерть — твоя смерть, это смерть всего херова мира... Песня абсолютно нигилистическая, с анархическими корнями, и так же абсолютно опошленная попсовой жвачкой. Ему подумалось, что в скором времени на волнах «Музака» можно будет услышать Жерома-X. Жером не собирался надолго с ними задерживаться; подождёт лишь, пока ему выплатят всё обещанное.
Он поднял руку и коснулся нового уха. Будто родное. Тело вроде бы не собиралось отторгать искусственный орган.
Ах ты ж сукин сын, лучше бы ты стал героем.
Он обнаружил себя в коридоре пятнадцатого этажа. Он шёл навстречу столику ресепшионистки. Ему казалось, что он наблюдает за своими действиями в замедленной съёмке, словно за кадрами старого триллера. Хичкоковского. Камера подъезжает всё ближе и ближе к ресепшионистке, секретарша поднимает голову; путь по коридору будто в вечность растягивается. Может, их насторожит, что он прихрамывает на раненую ногу?
А чего я опасаюсь-то? Что должно удивить эту цыпочку в облике высокого азиата-полукровки из службы доставки? Она таких курьеров каждый день видит, самых разных сортов. Они не пользуются услугами постоянного курьера. Значит, и волноваться нечего.
За спиной ресепшионистки стоял парень с прицепленной к серому костюму из настоящей ткани пластиковой карточкой и смотрел на Торренса ровным, пытливым взглядом профессионального эсбэшника. Надо полагать, натаскан ВА.
Банком управляла боливийская фирма. Вероятно, основанная в прошлом веке на деньги от торговли кокаином. У боливийских нацистов были связи в криминальной среде.
Вероятно. И возможно, что, если ВА связан с этими людьми, стирание счетов ничуть не помешает банку предоставить средства ВА. Если так, то вся эта хреномутия бессмысленна.
А возможно, это нормальный, законный банк. В каковом случае...
Не надо об этом думать. Ты всего лишь курьер. Улыбайся непричёмно. Жуй жвачку. Сделай вид, что тебе не терпится сбежать на обеденный перерыв.
— У меня пакет для Йоста, — сказал он, глянув на адрес. — Генри Йоста. Вице-менеджера по чему-то там непроизносимому.
— Староват ты для такой работы, — отозвался эсбэшник. В тоне его не было подозрительных ноток, он просто размышлял вслух.
— Угу, в таком возрасте уже полагается стоять на стрёме и приглядывать, что за курьер к тебе припёрся, — сказал Торренс.
— Идиот. Шуток не понимаешь. Ладно, давай.
Торренс посмотрел на него с таким видом, будто молчаливо посылает нахер, и положил пакет на стол секретарши.
Она с отсутствующим видом черканула подпись на линзе его телеклипа.
— Можете идти, — сказала девушка.
Англичанка. Интересно, с каких пор англичанки-секретарши стали частью обязательного этикета? Во всяком случае, раньше, чем он мог припомнить. Торренс полагал, что это элемент бессознательного классового разделения.
Её подпись истаяла в телеклипе. Больше в телеклипе никаких данных не было, но секретарша этого не знала.
А что, если этот чувак из СБ захочет просмотреть записи или связаться с компанией, пока я ещё не уехал? подумал Торренс. Почему Стейнфельд поручил это дело мне? Я ж, блин, не актёр. Лучше было послать Роузлэнда. Он бы тут органичнее смотрелся.
Но охранник как раз отвлёкся на проходившую по коридору высокопоставленную сотрудницу; он ел глазами её обнажённые ноги и упакованную в западноафриканский купальный костюм задницу. Купальные костюмы в офисе? Мода ВольЗоны, надо полагать, подумал Торренс.
— Можете идти, — повторила девушка.
— Спасибо, — Торренс постарался не сорваться на бег, уходя к лифту.
Двери смыкались за ним, когда заорали сирены. Вот же ж твою мать, Стейнфельд же клялся, что эта чёртова машинка защищена от детекторов.
Он почувствовал толчок. Кабина остановилась. Свет погас. Он застрял между этажами во тьме.
Прекра-асно.
Эффекты ЭМИ проявились быстрей, чем он ожидал, и, наверное, это хорошо: это значит, что работа выполнена. Электромагнитный импульс, созданный устройством в пакете, стёр все банковские счета, полностью разрушил компьютеры, пережёг чипы. Они останутся с одними только бумажными записями, да и это дело долгое. Если Муса справился со своим курьерским заданием в Женеве, то большая часть активов ВА будет заморожена или невосстановимо утрачена.
Отлично, просто превосходно, вот только гребаный импульс вырубил систему управления лифтами, и это значит, что он тут застрял, пока охрана небоскрёба за ним будет гоняться. Они наверняка устроили засаду на нижних этажах.
Хотя стоп. Телефоны ведь тоже вырубились. Они должны спуститься туда сами, ножками.
Хорошо.
Размышляя так, он разбил телеклипом потолочную осветительную панель и обнаружил, что выхода за ней нет. Только через двери.
У Торренса к правой щиколотке был пристёгнут метательный нож — из упрочнённого пластика, чтобы обмануть металлоискатели. Прочнее стали. Он отшвырнул телеклип и, чувствуя, как стекает по носу и щекам пот, полез за ножом. Отыскал его, аккуратно отстегнул и попытался раздвинуть ножом створки дверей. Ему удалось развести их на дюйм и просунуть туда пальцы, а уж после этого открыть двери труда не составляло. Он уставился в безликую стену между этажами. Возможно, тут и получится протиснуться — между стеной и лифтом, между двумя опорами лифтовой шахты. Откуда-то сверху сочился размытый голубоватый свет. Ему показалось, что где-то вдалеке слышны крики. Он вернул нож на место и начал протискиваться вниз, между полом лифтовой кабины и стеной шахты, вытягивая ногу в сторону металлических ступенек служебной лестницы. Лестницу нашарить не удавалось; раненая нога горела и дёргала.