Так было в 1989-м, когда студенческие волнения в Китае совпали по времени с перестройкой и гласностью при Горбачёве или триумфом «Солидарности» в Польше. И позже, в Арабскую Весну[75]. Отчасти она порождена была глобальными телекоммуникациями и социальными сетями, а отчасти — возникла из согласованной идеи, несущейся на гребне волны через Коллективный Разум.
Жером обдумал эту идею и решил присоединиться. Интуитивное решение. Он просто почувствовал, что так надо.
И вот он подключил свой чип к трансляции предоставленной Смоком программы; привнёс биополе своего мозга в глобальное психополе, добавил свой микроскопический импульс к Великой Волне.
Возможно, это чушь собачья. Возможно, они принимают желаемое за действительное. Возможно, у Смока крыша поехала от поисков смысла в мире бессмысленного насилия.
Возможно, это не более чем инструмент психологической разгрузки, вроде молитвы.
Как и в случае молитвы — отчего бы не попытаться?
Париж
Они явились из окрестных городков и деревень; нахлынули с юга Франции, из Испании; некоторые даже приплыли из Северной Африки через Средиземное море. Они вышли из своих городских схронов. Они вырвались из центров переработки, сметая и обращая в бегство перепуганных ВАшников, которым уже некоторое время задерживали зарплату; камеры и автоматические ружья бездействовали, обезвреженные хакерами Нового Сопротивления. Они переправились через пролив из Англии. Их вели отряды Бадуа и партизаны НС, но в большинстве своём то были гражданские, и действовали они сами по себе, вооружившись кто чем или вообще безоружные.
То были евреи, арабы, индийцы, иранцы, чёрные и азиаты. То были люди разных цветов кожи и различных религий. Были средь них иудаисты, мусульмане, индуисты, буддисты, сикхи и суфии. Тысячи христиан, симпатизировавших им, поддержали восстание.
В общей сложности тем утром прибыло примерно полмиллиона человек.
Над площадью Отель-де-Виль разгоралось солнце. Небо было безоблачное, бескрайне-синее, цвета знамени Нового Сопротивления. Вычурно отделанная громада штаб-квартиры Второго Альянса стояла, равнодушная к воплям ярившейся снаружи толпы. Роузлэнд бросил клич, и толпа подхватила его:
— JAMAIS PLUS! НИКОГДА БОЛЬШЕ! JAMAIS PLUS! НИКОГДА БОЛЬШЕ! JAMAIS PLUS! НИКОГДА БОЛЬШЕ!
Люди размахивали голубыми флагами, сделанными на скорую руку. Кулаки сотрясали воздух, наэлектризованный чувством единства.
Внутри Отеля-де-Виль Уотсон сидел в дежурке, приспособленной под камеру, и наблюдал за происходящим, вперившись в размытую картинку на древнем переносном телевизоре.
Он слышал, как снаружи они скандируют и выкрикивают проклятия; он видел их на консоли, слышал полный возбуждения голос комментатора, сообразившего, что присутствует при поворотном моменте истории. Тем утром состоялось несколько стычек — бойцы Сопротивления против эсэсовцев и парижских скинхедов. Но большая часть «элитных отрядов» Партии единства дезертировала, попряталась, пустилась в бега за новыми документами. Они запаниковали, когда этим утром натовские комиссары нагрянули в оставшиеся центры обработки беженцев и закрыли их. В здании было примерно пятьсот членов ВА. Пятьсот крепких орешков против пятисот тысяч снаружи. Перед Отелем, само собой, выстроились автоматические танки — совершенно беспомощные. Новое Сопротивление взломало их системы управления и перехватило контроль над танками через посредство своих хакеров. Бадуа дал им деньги, а за эти деньги они купили нужную технику. Хирургической точности удары Моссада и сил Бадуа привели егернауты в негодность, если не полностью изничтожили.
Уотсон переключил канал и наткнулся на очередную передачу из Лондона: там на улицах тоже царил бедлам. Уотсон горько засмеялся, глядя, как слоняются по городу сублюди, эти «щенки». Провокаторы Сопротивления учинили мятеж рядом с лабораториями Второго Альянса, ворвались туда и открыли клетки; и отшатнулись в ужасе от увиденного. Они не стали закрывать ворот. Сублюди, выведенные покойным доктором Купером, бежали, брели и выползали из лабораторий, вырываясь на улицы... в безжалостной наготе своей.
Комментатор возбуждённо булькал про неудачные генетические эксперименты ВА, попытки создать расу субчеловеков, люмпен-рабочих; импровизируя в прямом эфире без указки редакции, обвинял ВА в незаконных и этически неприемлемых опытах...
Щенки. То и дело останавливаются наложить кучу или вылизать грязную стену, покопаться в куче мусора. Физически калечные, омерзительно чахлые, будто кто-то оживил человеческие фигурки, слепленные из жёваной резинки. Издают звуки, подобные крикам обезьян и мычанию ослов... безволосые двуногие малорослики...
Господи, ну и зрелище.
В углу экрана мигнуло уведомление: ДОСТУПНА ТРЁХМЕРНАЯ ВЕРСИЯ. Чудесно. Будь у него голографическая гарнитура, сейчас бы полюбовался, как маленькие уродцы испражняются в 3D.
Уотсон начал смеяться. Он смеялся долго. У него слёзы потекли из глаз и закололо в боках, а потом он услышал, как щёлкает замок на двери, поднял голову и увидел там Гиссена с Рольфом.
Значит, Рольф с ним сговорился.
Уотсон заметил, что оба в обычных принтерных уличных костюмах. Замысловатая старомодная одежда Гиссена куда-то делась.
Уотсон перестал смеяться, но ненадолго. Посмотрев Гиссену в лицо, он снова расхохотался. Гребаный говнюк наложил в штаны от страха.
— Рольф, — сказал Гиссен по-немецки, — у него истерика.
Рольф приблизился к Уотсону с пистолетом в руке, глядя на него без всякого выражения, и дважды сильно ударил Уотсона стволом по лицу, раскровянив губу и выбив из того смех.
— Рольф, — пробормотал Уотсон, чувствуя вкус крови на языке и мешая кровь со словами, — ах ты ж трусливый предатель.
Рольф ещё некоторое время бесстрастно смотрел на него, затем ухватил за локоть и поднял на ноги. Другой рукой он прижал к боку Уотсона дуло.
— Пойдём.
— Думаете, получится меня им сторговать? Толпам снаружи? — спросил Уотсон, срываясь на визг. — Вы правда думаете, что они не узнают вас по делам вашим?
Гиссен пробормотал:
— Мне так кажется, всё зависит от того, что сказать и чьими устами. Рольф, отведи его в зал.
— Они вас живыми не отпустят, — говорил Уотсон, пока его волокли по коридору. — А если бы и отпустили, что с того? Мы все теперь военные преступники.
— Мертвецы с нас не спросят, — заметил Гиссен. — Финальная фаза Полного Затмения ещё впереди.
— Правда, что ли? — расхохотался Уотсон, когда они вытолкнули его в зал. — Полному Затмению каюк. РСВ больше нет, Гиссен. Единственные имевшиеся у нас культуры вируса похищены активистами Сопротивления, и мы не успели их распылить. Вируса больше не осталось, Гиссен. Они забрали всё. Понимаешь? Всё.
Гиссен уставился на него.
— Идиот! Ты хранил все культуры в одном месте?
— Это всего на один день, — извиняющимся тоном отвечал Уотсон, пожимая плечами. — Но они знали, какой именно день. Их хакеры пролезли в наши логистические программы... — Он пожал плечами снова, широким жестом, имитируя француза, и опять неудержимо расхохотался. — Мертвецы с нас не спросят, говоришь? Знал бы ты, Гиссен, как бывают разговорчивы мертвецы! И я тоже заговорю! Выложим карты на стол и посмотрим, кто блефует, э?
— По крайней мере, в одном я могу быть уверен, — сказал Гиссен. — Ты ничего не скажешь.
Он подал знак двум кряжистым штурмовикам ВА в доспехах и зеркальных шлемах. Те помогли Рольфу придержать брыкавшегося Уотсона, пока Гиссен вынимал из кармана плаща скальпель, разводил Уотсону губы стволом пистолета и вырезал тому язык.
75
Напомним, что точка бифуркации вселенной