— Харроу — подходящая школа для Джеффри Чарльза, — сказал Джордж. — Я знаю, что поездка туда утомительна и дорого стоит, но недавно объявленная политика руководства именно такова, которая нам необходима. Они говорят — видишь, в этом отпечатанном документе, что каковы бы ни были намерения учредителей, «школа не годится для людей низшего сословия, а больше подходит для представителей высшего». Вот чего мы хотим для Джеффри Чарльза — чтобы он общался с людьми своего круга и выше. В другие школы, которые я в последнее время рассматривал, Итоне, Вестминстере, Винчестере, до сих пор принимают сыновей ремесленников.
— Поездка туда и обратно займет почти две недели от его каникул, — заметила Элизабет. — И придется довольно много платить за его невеликие нужды.
— Ты знаешь, что я уже давно предусмотрел расходы на его образование. Мне сказали, что проживание, книги и плата за обучение встанут в тридцать фунтов в год, а одежда — еще в двадцать пять. К этим тратам добавится стоимость поездки, но он наследник дома и поместья, и потому должен иметь всё самое лучшее. И как твой сын тоже должен иметь всё самое лучшее.
Элизабет улыбнулась Джоржу, а он похлопал ее по руке. Элизабет понимала, что он не случайно сделал это льстивое замечание, и знала, что он хочет ослабить связь матери с сыном.
Элизабет не была достаточно беспристрастной (и, вероятно, никогда такой не стала бы), чтобы понять, насколько Джеффри Чарльзу пошла на пользу свобода. Временами ее охватывала ревность при виде сына в компании Морвенны, но она с радостью принимала это как временное явление, всё лучше, чем потерять его навсегда, когда он уйдет в грубый мир мужчин, который изменит его настолько, что домой вернется уже совсем другой мальчик.
Но эти счастливые времена уже миновали.
Поскольку настроение Джорджа улучшилось, Элизабет заговорила о деле, которое хотела упомянуть уже несколько дней, но знала, что это снова его разозлит.
— Тетушка Агата составила список приглашенных, — Элизабет протянула мужу лист бумаги, выглядящий так, как будто на нем билась в предсмертных конвульсиях чернильная муха. — Некоторых она вписала сама, некоторых — Джеффри Чарльз по ее просьбе. Признаюсь, я не знакома и с половиной этих людей.
— И вряд ли хочешь познакомиться, — Джордж взял листок двумя пальцами, словно из рук пациента с лихорадкой. — Я и впрямь не понимаю, почему мы вынуждены согласиться на это. Чем ближе событие, тем большую тошноту вызывает.
— Не вынуждены — в физическом смысле. Но разве не обязаны в моральном?
— Не думаю. Боже, нет, я так не думаю. А что за зачеркнутые имена?
— Умершие. Я спрашивала мистера Оджерса и старую Агнес из Сола, она работала у Полдарков много лет назад. А тетушка Агата явно считает, что все эти люди еще живы.
Джордж вернул жене листок.
— Может, лучше устроить день рождения прямо на церковном кладбище? Когда будут разрезать торт, разверзнутся все могилы.
Элизабет поежилась.
— Некоторых, разумеется, мы прекрасно знаем, этих людей мы с радостью примем в любом случае. Тренеглосы, Бодруганы, Тревонансы. Некоторые наверняка не придут, потому что слишком стары или живут далеко. Не думаю, что соберется много народу. Может, человек двадцать или тридцать.
— Да здесь наверняка сотня!
— О да, но большинство не придет.
— Элизабет, если я вынужден терпеть вторжение в свой дом, в наш дом, орды омерзительных людей, чтобы потрафить жалкому эгоизму старухи, то я... мы не собираемся предлагать им остаться на ночь! Не хочу наполнять наш дом ковыляющими скелетами, у одних наверняка недержание, а у других — слабоумие. Они не устроятся на ночь в нашем доме, даже ради того, чтобы создать впечатление, будто мы одобряем это отвратительное мероприятие. Нет, Элизабет, это должно быть ясно с самого начала. Скажи старушке, если сможешь ей что-либо втолковать, что это нас сделать не заставить!
— Думаю, — примирительно сказала Элизабет, — тетушка Агата планирует окончание приема около шести. Так что у большинства будет достаточно времени для возвращения — тем, кому здоровье и средства позволят сюда добраться.
Джордж обдумывал эти слова несколько мгновений, позвякивая мелочью в кармашке для часов.
— И у старушенции есть идеи, что за прием мы должны для нее устроить?
— Дорогой, она же сама за него платит. Не забывай. И она родилась в этом доме. Прости, что напоминаю тебе об этом, ты, разумеется, знаешь, но... Видишь ли, она считает, что имеет право на дом. Скажем, как если бы твой отец был на сорок лет старше и по-прежнему жил бы в Кардью. Потому она строит планы и ожидает, что мы поступим согласно ее желаниям, при условии, что эти желания разумны.
— А они разумны?
— Полагаю, что да. Я поднималась к ней ненадолго...
— Да хранит тебя Господь.
— И мы всё обсудили. Она хочет... она бы хотела пригласить гостей на завтрак в два часа. Она надеется спуститься, чтобы принять их. Завтрак будет накрыт в большой гостиной или зимней столовой. Ничего особенного — горячий шоколад или крепленое вино, бисквиты и имбирный кекс и тому подобное. Затем мы подумали, что если погода будет хорошей, гости могли бы погулять по саду с час или дольше. Кто-то из гостей, несомненно, останется поболтать с Агатой, другие могут полюбоваться тем, что мы сделали в доме и в саду.
Она замолчала. Если бы Элизабет могла получить поддержку Джорджа или хотя бы смягчить его возражения, она бы гораздо лучше себя чувствовала.
— А затем мы подумали подать холодный обед в столовой. Агата хотела полноценный обед, но я отговорила её. Она сядет во главе стола, остальные — там, где захотят. Горячий суп, разумеется, и что-нибудь несложное в приготовлении: жареный язык, холодная баранина, куриный пирог, голуби. Спаржа, если мы сможем купить немного, и маринованные яйца. Сливки и фруктовые пирожные. И торт. После еды мы разрежем торт и выпьем за её здоровье. Я чувствую, что всё пройдёт просто замечательно.
Джордж облизал губы.
— А потом?
— А потом, я полагаю, тётушка Агата почувствует, что это был её день. Несомненно, она устанет от всей этой суматохи. Она говорит, что останется внизу до шести, но мы посмотрим. В любом случае мы подадим чай к шести, и я надеюсь, все разъедутся по домам к семи.
— Аминь, — сказал Джордж. — Но почему мы должны готовиться в июне, если эта жалкая годовщина только в августе?
— Я подумала, надо сказать тебе, дорогой, чтобы ты был в курсе. Тебе не понравится, если подготовка будет проходить без твоего ведома и согласия. Тётушка Агата хочет, чтобы приглашения разослали как можно скорее. Она живёт этим днём, все её мысли только о нём.
Джорджу приходилось терпеть некоторые неудобства после женитьбы и переезда в дом Полдарков, но это уже не лезло ни в какие рамки, и он по природе своей не мог больше этого выносить. Мрачно пробормотав себе что-то под нос в знак согласия, он удалился.
Глава третья
Сэм провел великолепную неделю в Гвеннапе, и только когда пыл стал угасать, он вернулся домой. Стоял замечательный день для прогулки пешком, и он испытывал такое счастье, такую радость от того, сколько всего Господь смог свершить за такое короткое время, что по пути несколько раз кричал во весь голос. Люди вдалеке, работающие в полях, поднимали головы и глазели на него: ворчащие старики, девушки в соломенных шляпах, беспризорники, роющиеся на стерне в поисках колосьев. Все они думали, что он сошел с ума.
Но в нем не было безумия, только радость от единения с Христом. В Гвеннапе он повидал такие чудеса, какие могли произойти, только когда могучий дух Господа шагает по земле. И это был еще не конец. В этом он точно был уверен. В Гвеннапе всё поутихло, может, только на время, а может, надолго, потому что его работа была там окончена. Но однажды воспламенившись, мощь и благодать Святого Духа разгорались, как лесной пожар. Он тлел и, казалось, пропадал, но вдруг появлялся в другом месте. Началось великое духовное возрождение, на этот раз в Редрате, а через несколько дней переместилось в Гвеннап — оттуда оно может внезапно попасть в Сент-Остелл или Пензанс. Возможно, огонь этот теплится и может вспыхнуть в маленьких прибрежных деревушках Грамблер и Сол. Кто знает? Кто знает, на что способно даже такое мерзкое и подлое существо, как он, если его пропитать верой и связать неразрывными узами с блаженным Христом?