Несколькими пролетами ниже центральной улицы они нашли гостиницу и заказали ужин и комнату.
Пока их обслуживали, Джейм оглядела общий зал. Горстка посетителей, большинство – горожане, флегматично поглощающие пищу. Какой контраст с обычным гомоном «Рес-аб-Тирра». Джейм вздохнула и потянулась за крылышком индейки, оставленным «на сладкое». Оно исчезло. Из-под стола раздавалось чавканье и хруст косточек – Журу тоже хотелось вкусненького.
Марк с отсутствующим видом, нахмурившись, уставился в пространство.
– Я думаю о лорде Коте, – ответил он на вопросительный взгляд Джейм. – Он сказал, что над Заречьем нависло несчастье. Лучше, если мы выясним какое – если сможем. Есть у меня идея, где мы можем навести справки.
– Сейчас? Он улыбнулся:
– Нет, поджигательница, поутру. Может, у тебя еще и остались силы пробежаться отсюда аж до Тир-Ридана, но вот этот старик устал. – Он встал и потянулся, все суставы затрещали. – Я иду спать.
Их комната располагалась в дальнем уголке гостиницы. Джейм заснула этой ночью на матрасе, набитом гусиным пухом, и ей приснилось, что она пытается объяснить Марку свое происхождение.
– «Итак, ты думаешь, что твой отец – изгнанный Ганс из Норфа, а не один из его сподвижников. А твоя мать?
– Я не знаю. Однажды отец привел ее из Гиблых Земель. После того, как родились я и Тори, она просто ушла обратно в холмы, и никто в замке больше не видел ее.
– И ты считаешь, что Черный Лорд Торисен, человек на десять лет старше тебя, твой потерянный брат-близнец Тори?
– Да. За Темным Порогом время наверняка движется медленнее, чем в Ратиллене… Марк, отец учил брата ненавидеть шаниров. Тори и руки не поднял, чтобы помочь мне, когда Ганс выгонял меня из замка, и я до сих пор чувствую себя брошенной братом. Марк, мне страшно. Что будет со мной в Ратиллене, среди моего народа? Что я буду делать, если и ты бросишь меня? Я ничего не смогу поделать, ведь я же высокорожденный. Марк, скажи, что это не имеет значения. Пожалуйста.
– Да, моя леди. – Он, непроницаемый, отступил. Она пыталась дотянуться до него, но ее богатое, тяжелое одеяние клонило к земле. – Нет, моя леди. Конечно, моя леди.
Джейм проснулась от тихого похрапывания кендара. Жур зашевелился под рукой, примостился под подбородком девушки, вздохнул и снова заснул. Внизу по улице, качаясь, прошел пьяный, распевая любовную песню. Его немузыкальный голос, повторяющий одни и те же строчки, звучал вновь и вновь, с расстоянием делаясь все слабее и фальшивее.
Сквозь подступающий сон Джейм почувствовала, как кто-то присел на край ее постели вне поля зрения.
– Что такое любовь, Джеми? Что такое честь?
Она попыталась повернуться к тихому, грустному голосу, но голова не шевелилась.
– Кто ты?
– Тот, кого лучше не вспоминать.
Резким усилием она разорвала цепи сна и вскинулась, но, конечно же, рядом никого не было. Журу не понравилось, что его потревожили. Джейм вновь улеглась и гладила золотистую шерсть барса до тех пор, пока его мерное сонное урчание не перешло в вялое похрапывание. Дьявольщина, она знала этот голос из сна, как знала и голос Мразаля. Но если звуки, издаваемые перевратом, вызывали чувство отвращения, этот голос внушал мысль о надежной защите. Тот, кого лучше не вспоминать?
Нет. Кто-то, кто успокоил ее когда-то и теперь хочет успокоиться сам. Кто-то, кто называл ее «Джеми».
Она не на шутку взволновалась, но сдерживала себя, чтобы снова не разбудить Жура. Неожиданная встреча с Мразалем в Хмари пробила трещину в стене, заслоняющей от нее потерянные годы. Немного хороших воспоминаний может просочиться сквозь эту щель, но гораздо больше за ней тех, что, может быть, лучше было бы оставить во тьме.
Она долго пролежала без сна, раздумывая, пока не скользнула в легкую дремоту, продлившуюся до рассвета. Сновидений на этот раз не было.
Утром восьмого дня зимы Марк вышел из гостиницы до завтрака, чтобы отыскать ответы на тревожащие его вопросы. Джейм отправилась с ним, надеясь, что бодрящий морозный горный воздух очистит ее разум. Она помнила второй сон прошедшей ночи, но из первого – только то, что в нем была ее мать. Само по себе это уже было странным. Джейм было трудно даже думать о матери, возможно, потому, что помнить было особо и нечего. Сохранились только четкие воспоминания о материнских рассказах, хотя Джейм была очень мала, когда слушала их. Старые песни, кусочки истории, описания – особенно одного просторного, увешанного картинами зала с большим камином и роскошными шкурами, кинутыми на холодные, темные камни… Джейм видела этот зал словно воочию. Странно, какие вещи могут запасть в детскую память.
Теперь она заметила, что они повернули к западу и спустились в нижний конец города.
– И кто же здесь на этом дне может хоть что-нибудь знать о Заречье? – спросила она, спускаясь по очередной крутой лесенке. – В любом случае, до меня только что дошло, что если предсказанное аррин-кеном вправду случилось, то вряд ли новости успели долететь до Пештара.
– Обычными путями конечно нет, но когда я последний раз был в этом городе около тридцати лет назад, здесь жила одна весьма примечательная старая женщина. Ага, вот и ее домик.
Перед ними поперек улицы стояло такое низенькое здание, что, казалось, оно наполовину ушло под землю. Дверные косяки и оконные рамы были покрыты замысловатыми витыми узорами. Стены украшали нарисованные овалы с вписанными в них кругами, словно множество грубых набросков лиц с кричащими ртами.
– Тридцать лет – большой срок. А если она умерла?
– Такие, как матушка Рвагга, – они как корни дуба – чем старше, тем прочнее. – Марк постучал в дверь, та со скрипом приоткрылась. Светлые, но дикие глаза на уровне талии кендара уставились на них из проема. – Можем ли мы увидеть Земляную Женщину? – спросил Марк. – Я принес ей подарок.
Дверь распахнулась. Оборванная тощая девочка на секунду замерла на пороге, прежде чем скрыться с глаз. За ней зашевелилась темнота.
– Подарок! – прокаркал хриплый жадный голос. Несказанно грязная рука высунулась из тени и поманила сморщенным старческим пальцем. – Дай!
Марк вынул из-за пояса маленький кожаный сверток. Пакетик быстро вырвали из его рук, и с ним комок мрака быстро вразвалочку удалился. Нагнувшись, чтобы не стукнуться о косяк, Марк вошел внутрь, Джейм за ним, а Жур, как всегда, прижался к ноге.
Несколько ступенек вели вниз к земляному полу большой низкой комнаты. Воздуха, казалось, не было вовсе – его заменяли пыль и дым из трех чадивших очагов. Как только глаза приспособились к полумраку, Джейм увидела, что немногочисленный скарб жмется к стенам – может, из-за нерегулярного мытья пола, который бороздили длинные земляные гряды, впадины, где копилась вода, и даже беспорядочные кучки камней.
Матушка Рвагга ходила среди этого беспорядка, сжимая подарок Марка. В мутном свете комнаты она напоминала покинутое гнездо галки – все лоскутки ее одежды были скреплены между собой блестящими безделушками, веточками и чем-то очень напоминавшим засохшую тину. А еще у нее были такие грязные уши, каких Джейм в жизни не видела. На секунду Земляная Женщина застыла, нерешительно покусывая нижнюю губу. Потом с хриплым радостным криком устремилась в северо-восточный угол избушки, открыла принесенный мешочек, вывалила на пол его содержимое, оказавшееся комками грязи, шлепнулась рядом и прижала ухо к земле.