– Слушай, – внезапно сказал Марк.
– Я ничего не слышу.
– Они подбираются молча. Сейчас или никогда, женщина.
Джейм поспешно выбила из кремня искру. Одежда разгоралась отвратительно. «Кажется, я никогда еще не делала ничего настолько глупого», – подумала Джейм и произнесла магическую формулу.
Тотчас же их окружило облако дыма. Кашляя, ничего не видя, Джейм услышала возглас Марка, затем что-то шмякнулось оземь. Из мрака вылетел вирсан и тяжело приземлился у ног. Он зарычал, подобрался для прыжка, но тут из ужасной раны, нанесенной секирой Марка, хлынула кровь и вывалились кишки. Джейм смотрела на тварь. Жесткая белая шерсть на спине зверя тлела.
В дыму, казалось, барахтается неисчислимое множество сталкивающихся тел. Секира свистела где-то над головой, оставляя за собой сверкающие дуги, в ней самой отражалось что-то вроде факелов. Колдовской круг, несомненно, воспламенял все, что в него попадало. Джейм отступила от горящего вирсана. Неужели эти существа настолько примитивны, что даже не осознают, что они в огне?
Впереди хрустнул снег. В течение бесконечно долгого мига – сердце успело только раз стукнуть в груди – наблюдала Джейм разинутую глотку бросившейся на нее твари. Потом в воздух взметнулся Жур. Барс и вирсан, вцепившись друг в друга, кувыркаясь, скрылись в дыму. Джейм побежала за ними.
– Ложись! – грохнул голос Марка чуть ли не у самого уха.
Она плашмя упала на землю. Вирсан и секира с хрустом встретились над ней, окропив снег фонтаном крови.
– Девятнадцать, – прогудел кендар, сгребая Джейм. – Стой тут, а то испачкаешься. – И он оттолкнул ее в сторону.
Девушка слышала, как Жур и вирсан грызлись где-то поблизости, но не могла найти их. Барс умел сражаться и вслепую, но она сама, несмотря на отличное ночное зрение кенцира, почти ничего не видела в этом хаосе дыма, снега и тьмы. Где же расселина? Милостивые Трое, в таком мраке не мудрено оказаться на самом краю…
Вирсан набросился на Джейм, шерсть у него на спине полыхала. На бегство не было времени. Она отклонилась назад, поймала зверя за ноги посреди прыжка и перебросила через голову. Вой постепенно удалялся, прежде чем резко оборваться. Так вот, значит, где была пропасть.
Джейм только подумала, что для уличного драчуна она не так уж и плоха, когда снег перед ней взорвался. Вирсан приземлился прямо на нее, под его весом голова и плечи Джейм ушли под утончившуюся ледяную корку. Рыхлый снег залепил глаза и забил рот. Изогнувшись под тяжестью пятидесяти фунтов обезумевшего вирсана, усевшегося на грудь, вскинув дико зудящие руки в попытке защитить горло, Джейм погрузилась в сумасшествие боя, лязга когтей, хруста вспарываемой плоти. Ночь стала красной – красной и липкой от крови.
Она остановилась, только когда полностью изнемогла. Тело вирсана неуклюже растянулось на ней, его зубы намертво вцепились в рукав ее боевой куртки, защищенный кольчугой от ударов ножей, морда превратилась в чудовищно исполосованную безглазую маску. Зверь не дышал. Секунду девушка лежала, тяжело дыша, потом с трудом спихнула с себя тварь и села. Перчатки превратились в окровавленные лохмотья. Она молча смотрела на свои руки, на кончики пальцев, на острые как бритва когти, все еще полностью выпущенные. «О, мой бог, я снова использовала их».
Никто в ее старом доме не осознавал, что она такое, до тех пор, пока ей не стукнуло семь. Все находили странным, что у девочки нет ногтей, но никто не был подготовлен к тому, что однажды кожу на кончиках ее пальцев пробьют способные втягиваться и вытягиваться когти. Тогда отец и узнал, как назвать дочь, выгоняя из дома: «Шанир, выродок, нечисть, нечисть…»
Под когтями была кровь. Джейм погрузила руки в снег, опять и опять, она терла их, пока не остановилась от знакомого чувства. Никогда не смыть проклятие крови, текущей в ее жилах, делающей ее тем, что она есть.
Кто-то задышал в ухо. Она обернулась и обхватила шею Жура. Барс тыкался носом в ее лицо, а она оглаживала его, ища серьезные раны, – и не находила. Хвала предкам.
Тут она впервые заметила, как тихо стало вокруг. Полукруг все еще тлел, но ветер отнес дым в сторону, открыв поле битвы, усеянное горящими телами трех десятков вирсанов – все они были зарублены.
Может, Марк и ненавидит убивать, но при необходимости он великолепен. Но где же он?
Шатаясь, она встала на ноги, дрожь пробрала до костей – теперь от страха. На кровавом снегу остались только его следы – вот здесь он отступил на несколько шагов под натиском нападающих… След обрывался у края пропасти.
Джейм бросилась на снег и вгляделась в бездну. Слишком темно, она не видит дальше нескольких футов, и на зов отвечает лишь эхо, отскакивающее от ледяных стен, уходящее глубже и глубже. Милостивые Трое, если он пролетел весь этот путь вниз…
За спиной, по ту сторону огней, кто-то тихо хихикнул.
– Джеймсиль, – позвал сиплый, но сладкий голос из мрака. – Детка, я пришел за тобой.
Жур прижался к Джейм, шерсть на его спине встала дыбом, да и ее собственные волосы будто приподнялись. Кто бы там ни был, он знает ее истинное имя, и она почти догадывалась, чувствовала, кто это. Где она слышала этот вкрадчивый тошнотворный голосок прежде? Не в Тай-Тестигоне, не в замке…
– Плетущая Мечты, Жница Душ, Яд Жрецов… Голос перечислял прозвища мягко, насмешливо. Только одним из них когда-то воспользовалась Джейм, остальные принадлежали той, первой Джеймсиль, ее тезке, которая три тысячи лет назад танцем забрала души у двух третей жителей Кенцирата по приказу своего брата и мужа, Геридона, Мастера из Норфа.
– Скоро, скоро колдовской круг ослабеет. Смотри, как умирает костер. Помнишь Дом Мастера, огонь и ночь, когда он призвал тебя в свою постель?
… Она поднимается по витым ступеням, обнаженная под плащом из шуршащих гадючьих кож, скрепленных друг с другом серебряной нитью. Головы змей при каждом шаге бьют по пяткам. За пологом ждет человек… Кто? Его лицо как ободранный череп, пальцы холодны, так холодны, когда он втискивает в ее руку нож, а она все взбирается, все выше, к двери, занавешенной красными лентами, к ждущей за ней тьме…
Джейм вздрогнула и отшатнулась от осколков памяти, от того, что сокрыто за многими утерянными годами. Постель Мастера? Но ведь это та Джеймсиль была, да и остается женой изменника. Ничто земное не коснется ее.
«Но ты была за Темным Порогом», – мысль пронзила ее холодом. Она попыталась остановить ее, но в голове вертелось по-прежнему: «У тебя Книга в Бледном Переплете, которую Мастер забрал с собой в темноту во время падения. Ты не могла взять ее нигде больше, кроме как в Доме Мастера, Доме, скрытом тенями».
Проклятие. Круг заклятия действительно ослабел. Сквозь невысокие язычки пламени мерцали глаза, и вкрадчивый злорадный голосок снова хихикнул:
– Скоро, Джеймсиль, скоро.
За костром во мраке притаилось словно бы ее прошлое, готовое наброситься и вонзить беспощадные когти. Что может задержать его? Только огонь… и Книга. О Трое, так вот оно что! Она бросилась к своему мешку и залезла в него. Замерзшие пальцы девушки наткнулись на что-то теплое. Она достала сверток, быстро развернула его и извлекла на свет Книгу в Бледном Переплете. Вещь подергивалась в ее руках, словно внутри медленно билось живое сердце. Потом по ее поверхности пробежала дрожь, Книга покрылась мурашками, когда обложки коснулся морозный воздух.
За дымящимся полукругом что-то задвигалось. Кто-то бледный и смехотворно кривобокий, неуклюже шаркая, шагнул вперед, точные очертания его тела скрывал оседающий снег.
– Ты что творишь? – резко воскликнул он. – Остановись, дурочка!
Джейм отвела от него взгляд и вновь уставилась на Книгу. На странице перед ней были нужные руны. От них-то взгляд отвести было невозможно, они манили, притягивали, их страшная сила начала проникать в сознание. Алые линии, золотые линии… Нарастал жар, и вместе с ним – боль. Джейм захлопнула Книгу, но руны словно отпечатались в зрачках. Потом они стали размываться, расти, выходить из-под контроля. Джейм беспощадно вернула рунам их первоначальную форму. И, почувствовав, что ее мозг почти плавится, она произнесла на языке Мастера Рун: