Если мы отвоюем Колонию, должен был бы сказать Смок. Но при девочке он этого не сказал.
— Значит, вот какая у тебя работа? Отвоёвывать Колонию?
— Угу. И ещё я помогаю очистить Европу от некоторых людей. Над этим работаю не только я, а и множество других людей: мы хотим вернуть Европу её народам. Второй Альянс плетёт планы и насаждает там марионеточных политиков, поэтому народы Европы думают, будто выбирают себе лидеров сами, а в действительности всеми этими лидерами вертит BA. ВА провоцирует людей на фашизм. Они голодны, разгневаны и стремятся к порядку. Фашисты обещают им еду и порядок. Люди думают, что хотят фашизма. Но они не знают, что это в действительности будут означать. У них отнимут всю свободу, кроме свободы ненавидеть своих соседей.
— А как ты сражаешься с ними?
— Есть Новое Сопротивление. НС. Мы сражаемся с ними силой оружия и информации.
— Оружия? — Она посмотрела на него. — Ты? Ты собираешься воевать с ними оружием?
Он погладил её по плечам.
— Нет. Не я. Я орудую словами и идеями. Я плохо стреляю. Люди вроде Стейнфельда и Остроглаза управляются с оружием, стратегией и тактикой лучше моего.
— Стен-фельд. Остро-глаз.
— Они возглавляют наши отряды городской герильи... герильи, а не...
— Я знаю, чем герилья отличается от гориллы. — Девочка шутливо выкатила глаза. — У нас тут бывали герильеры.
Он улыбнулся.
— Тогда ещё раз прости меня. Давай вернёмся домой и чего-нибудь выпьем. Пить хочется.
— Ага.
Они развернулись и пошли от океана в сторону посёлка НС.
— Остроглаз, — повторила девочка уже на выходе с пляжа на шоссе, — что за глупое имечко.
Смок расхохотался.
— И то правда. Остроглаз американец, и на самом деле его звать Дэн Торренс. Сдаётся мне, кличка его нынче несколько тяготит.
— Ещё бы не.
— Но ты не думай, он хороший. Он не считает себя лучше других и полностью посвятил себя делу Сопротивления. Потому что видел, как обращались фашисты с некоторыми людьми, и он понимает, какое будущее они могут нам принести.
— А зачем люди становятся фашистами?
— В определённых обстоятельствах почти любой человек может превратиться в фашиста. Если его как следует напугать. Понимаешь ли, многие люди проживают свои жизни, подобно лунатикам. Они думают, что бодрствуют, а на самом деле блуждают во сне. Сомнамбул легко направлять в нужную сторону. Поэтому нам так тяжело приходится на войне с фашизмом. Фашизм никогда не отступает окончательно.
• 01 •
Альпы, Юго-Восточная Франция
Три грузовичка были грязно-оливковыми, а рассвет — льдистым, голубоватым. В кратерах на двухполосной извилистой дороге через Французские Альпы ещё залегали густые чёрные тени. Стально-серое небо на востоке, между снежными вершинами, приобретало синевато-белый оттенок, но грубую текстуру западных склонов продолжала подчёркивать уходящая ночь, и сияние зари окружало силуэты горных вершин подобием затменной короны.
В передовом грузовичке сидел с дробовиком Дэн Торренс по прозвищу Остроглаз: двадцатифунтовый ближнебойный короткоствольник в буквальном смысле торчал у него между ног. Вёл машину Стейнфельд. Грузовик угнали у американской армии, а древнючий дизельный движок заставлял подозревать, что построен «форд» ещё в двадцатом веке. От старости и перегрузки грузовик жутко скрипел, а значение пробега на счётчике давно зашкалило. Грязный ржавый пол кабины весь потрескался, двигатель пыхал на людей вонючим дымом, а когда Стейнфельд свернул на крутой участок, где дорога шла под уклон, в механических потрохах что-то заскрежетало и заколотилось. Грузовичок угодил в колдобину, свет фар дрогнул и панически заметался по стене ущелья: это Стейнфельд вывернул руль, уводя машину от очередного кратера. На западной стороне дороги крутая скала возносилась футов на двести, прежде чем отклониться назад, к вершине хребта; от сотрясений, спровоцированных движениями грузовика, снег осыпался с карнизов скалы и засверкал перед фарами. Снегопада не было уже дня три. Утреннее таяние и другие машины очистили большую часть шоссе. Там и сям, однако, грузовичок шёл юзом на обледеневшем участке, что заставляло двигатель раздражённо ворчать, а Стейнфельда — чертыхаться себе под нос в густую чёрную бороду, выкручивая колёса в поисках зоны трения.
Дэн Торренс устал. Он устал во всех смыслах: устал храбриться, устал переносить боль, устал физически, ментально, эмоционально. Он чуть опустил стекло со своей стороны кабины, позволяя холодному воздуху омыть лицо и немного оживить мысли. Он не мог позволить себе сна, потому что тут был Стейнфельд, которому сон вроде бы вообще не требовался, Стейнфельд, который никогда не показывал своей усталости иначе, нежели периодическими приступами насупленной неразговорчивости. В трёх грузовичках ехало сорок четыре человека. Они направлялись на юго-восток, в Северную Италию, и следовали этим курсом уже почти четыре дня. Через двенадцать часов им предстояла встреча с остальными бойцами французского НС.
Но вполне вероятно, что большая часть бойцов французского Нового Сопротивления на месте встречи не появится. В большинстве своём они, вероятно, уже мертвы или заточены в «лагеря предварительного заключения» Второго Альянса. Двести человек погибли при прорыве через блокаду Парижа. Они отдали жизни, чтобы Стейнфельд вырвался на свободу. И, скорее всего, именно это сейчас не давало Стейнфельду спать.
В конце концов, и сам Торренс потерял в Париже троих самых близких друзей. Рикенгарпа, Юкё и Дженсена[2]. Убиты фашистами или раздавлены егернаутами, как маленькие зверьки — кованым ботинком.
Но он нашёл Клэр. Они повстречались в военном хаосе Парижа.
Теперь девушка свернулась в кузове грузовика: вероятно, спит рядом с Кармен, Уиллоу, Бонхэмом и остальными. Клэр была невысокая, хрупкая на вид. В Париже она убила семерых врагов, в том числе одного — зарезала ножом.
Торренсу захотелось перелезть в кузов и свернуться рядом с ней, не дать остаткам её человеческого тепла ускользнуть в горную тень.
Но он продолжал неподвижно сидеть в неудобной позе на пассажирском сиденье, уставясь слезящимися глазами в заляпанное грязью ветровое стекло. Он чувствовал, как у него судорожно дёргаются от усталости глазные яблоки, а спина ноет от многочасового сидения в грузовике.
Рядом шевельнулся огромный, грузный, как медведь, Стейнфельд: как мог, потянулся в тесноте гробообразной кабины, подмигнул Остроглазу.
— Скоро найдём укрытие, Остроглаз, — пробормотал он.
Торренс услышал, как говорит:
— Не зови меня больше этой кличкой. Зови меня Торренс. Или Дэн.
— А?
Стейнфельд посмотрел на него, но вопросов задавать не стал, а только пожал плечами.
— Ладно, Торренс, о чём бишь я? Спутники нас заметят. Новые Советы посчитают нас натовцами, натовцы увидят, что у нашего транспорта нет допуска в эту зону, но спишут это дело на какие-нибудь проделки фашиков.
Голос его был хриплым от усталости.
Торренс кивнул.
— Но ты знаешь эти места?
Стейнфельд покачал головой.
— Конкретно этот участок — нет. Я надеюсь, что мы едем в нужном направлении.
Грузовик, следовавший за ними, издал короткий гудок.
Торренс похолодел, но потом его обдало волной адреналинового возбуждения. Они бы не сигналили попусту.
Он глянул в зеркальце с пассажирской стороны.
— Остановились. Такое впечатление, что застряли?..
Стейнфельд пробормотал проклятие на иврите и свернул к скале. Остановился, двигатель глушить не стал, так что в холодный воздух и дальше поднимались плюмажи выхлопа; выпрыгнул из кабины и пошёл посмотреть, что творится. Между скалой и пассажирским сиденьем места вылезти не хватало, поэтому Торренс перелез на водительское сиденье и оттуда спрыгнул на землю, благодаря небеса за предлог размяться.
Вторым грузовиком управлял Левассье. Он стоял в свете фар, о чём-то споря по-французски с крупным лысым алжирцем: этого партизана НС Торренс почти не знал.
Левассье взял слишком близко к восточному краю дороги. Тут дорожное полотно сильно пострадало от зимней непогоды и ударных волн более ранних взрывов ракет «воздух-земля». Под левой передней шиной оно раскрошилось, и грузовик стал заваливаться в ущелье. Алжирец (Торренсу не выпало случая узнать, как его зовут) говорил — насколько мог разобрать Торренс, — что Левассье нужно просто вырулить обратно на дорогу. Размашистые ответные жесты Левассье словно говорили: «Во имбецил-то!»: под задними колёсами грузовика был лёд, поэтому назад они бы не вырулили, а с куда большей вероятностью соскользнули бы под откос окончательно.