— Это много времени не займёт, — сказал Шоод. — В конце концов нас так или иначе вычислят. Обо мне, скорее всего, уже известно, потому что Силла сильно расшумелась в профсоюзе... — Он с трудом проглотил слюну на упоминании о Силле. Шоод был плотный темнолицый пакистанец с печальными тёмными глазами, в аляповатом бумажном костюме с красными и жёлтыми полосками, выцветшем от двухдневной носки. Программист, с «острым, как бритва», умом (по характеристике Лестера). На РМ-17 у него погибла жена.
А я так близка к тому, чтобы потерять Лестера, подумала Китти. И всё почему? Да потому, что Лестер зачастил на такие вот собрания.
— Чем дольше мы пробудем в подполье, тем лучше, — заявила Чу.
Лестер замотал головой.
— Вот поэтому они и пошли на то, чтобы всех запихать в этот гребаный ремонтный модуль и уничтожить. Потому что в большинстве своём эти люди никак не декларировали своей политической активности. И лишь немногие почуяли, что дело дурно пахнет. Нет, ну, в общем, многие подозревают, что с этим взрывом что-то неладно, но не уверены. Потому что не могут утверждать наверняка, что в модуль загнали оппозиционеров. Если бы убитые активисты в открытую заявили о своей позиции, Второй Альянс не осмелился бы их уничтожить; испугался бы спровоцировать новое восстание.
— Возможно. Но для наших целей, — пожала плечами Чу, — секретность единственно пригодна. Требовать расследования бесполезно. Ничего не выйдет. И ВА поймёт, кто стоит за этим. Нет. Единственный путь — переворот. Мы знаем, что у Второго Альянса свои планы на Колонию. ВА стремится полностью подчинить её своим людям. Остальных депортируют или... или? Если Новые Советы потерпят поражение в войне с НАТО — а кажется вполне вероятным, что вскоре русским придётся выбирать между поражением и упреждающим ядерным ударом, — фашисты превратят Колонию в своё волчье логово. Сам Рик Крэндалл сюда явится. Колония станет... его башней из слоновой кости. Крэндалл не мыслит себе способа управления Колонией, отличного от полной диктатуры. Мы обязаны сорвать их планы, или потеряем всё. Начнём со сбора оружия — с большой осторожностью, в полной тайне, — и стратегической работы. А потом ударим, когда они меньше всего будут ожидать нападения. Необходимо захватить Админскую центральную. Иного пути нет.
Шоод переглянулся с Чу и, к большому удивлению Китти, кивнул.
— Да. Мы должны принять силовой вариант.
Лестер беспокойно посмотрел на него, потом оглянулся на Китти. Переведя взгляд на Фриланда, он наконец выдавил:
— А ты что думаешь?
Фриланд ответил:
— Это самоубийство. Но и покоряться им — тоже самоубийство, как ни крути. Так что — да. Пускай заплатят за всё.
— Да, — сказала Чу, — любой путь противостояния им опасен. Но самоубийствен ли? Нет, если всё тщательно продумать. Если распределить нескольких агентов по точно выбранным местам, узлам нервной системы Колонии. Пробраться туда — самое сложное. Но как только мы этого добьёмся, как только захватим компьютерную секцию и системы жизнеобеспечения, люди объединятся под нашим знаменем.
— А если нет? — сказала Китти, поднимаясь: у неё затекли ноги и ныла спина. Она пару раз согнула и разогнула колени, скорчила гримаску. — А что, если... если все слишком напуганы? Они же не знают... — Кто ты или кого мы представляем? По дипломатическим соображениям она избрала последний вариант. — ...кого мы представляем. Если нас сочтут террористами, то и к системам жизнеобеспечения Колонии не подпустят. Люди откажутся нас поддержать.
— С таким риском необходимо считаться. В числе прочих. Я рискую уже тем, что явилась сюда поговорить с Лестером и Шоодом. Я своим прикрытием рискую. Но я обязана рискнуть им сейчас.
Лестер медленно, словно бы размышляя вслух, проговорил:
— Полагаю, люди нас поддержат.
Китти мысленно вскричала: Лестер, чёрт бы тебя побрал, мы же договаривались, что убираемся отсюда, чтоб не увязнуть в дерьме по самые уши! Мы обязаны спасти ребёнка! Но вслух не сказала ни слова.
— Люди встревожены, — говорил тем временем Лестер. — Многие подозревают, что взрыв произошёл не случайно.
Жилищная реформа, которой мы требовали, не реализована. В Техсекции так воняет, что дышать нечем, а вот у Админов воздух чистый. Еда хреновая, её не хватает. Комендантский час... короче, люди с ума сходят от клаустрофобии. Новосоветская блокада мешает посещениям с Земли, а комендантский час не даёт хоть как-то развеяться в краткие периоды свободного времени. Мы тут взаперти скоро друг другу глотки перегрызём. А сегодня чуть не засыпались...
Чу резко посмотрела на него.
— Сегодня? Ты о чём?
— Нас охранник остановил. У нас было разрешение в медцентр для Китти, поэтому нам позволили пройти. Но вид у него был недовольный, словно он не хотел нас пропускать.
— Он проверял по арфидам?
— Да, думаю, что так. Но пропустил.
Чу вскочила.
— Ты известный агитатор. Пропуск выдан твоей жене, а тебя бы вообще пускать не должны, сюда, в такой час, если только... — Она оглянулась на дверь и резко, властно скомандовала: — Уходим, и быстро. Я буду на связи.
Они поднялись, встревоженно глядя, как она стремительной походкой пересекает комнату, замирает на пороге и выглядывает наружу. Внешняя дверь скрипнула и затворилась за ней. Чу исчезла, будто её и не было.
— Ей легко говорить, — заметил Лестер.
— Может, нам и вправду лучше сматывать удочки, — мрачно отозвался Фриланд.
У Китти кишки скрутило от напряжения, внутри взметнулась тошнотная волна.
— Лестер, мне сейчас плохо станет. Здесь туалет есть?
— Демонтировали. Придётся тебе сходить в общественный, вниз по коридору. Ступай, малышка, я скоро.
С трудом лавируя между матрасами, поскальзываясь на мягкой ненадёжной поверхности подстилок, Китти пробралась к двери и вышла в коридор. В соседней комнате, в одиночестве, сидел сутенёр. Макияж его смазался, бумажное платье пошло грязными разводами. Лицо осунулось, пустые глаза смотрели в никуда, к губам прилипла начинка блинчика. Волосы свалялись в грязно-жёлтые колтуны. Он заряжал в инъектор, пристёгнутый к щиколотке, демерол-амфетаминовую смесь; Китти видела через бумажную одежду его дряблые, похожие на белых червяков гениталии. Когда-то этот человек был пилотом; он завербовался по двухлетнему контракту, и срок соглашения вскоре истекал. Он уже год промышлял сутенёрством и не мог слезть с иглы. Накачавшись наркотой, он обожал цепляться к трансвеститам.
О трансвеститах даже шлюхи Колонии были весьма низкого мнения.
От этого зрелища терзавшие Китти рвотные позывы только усилились, она отвела взгляд и вышла через полуоткрытую дверь в коридор с тыльной стороны борделя. Чу даже не потрудилась закрыть эту дверь. Китти снова свело кишки, да так, что она поневоле пригнулась к металлическому полу узкого коридорчика. До туалета она добиралась почти бегом, насколько позволял живот. Не теряя там ни секунды, она распахнула дверь кабинки с вакуумным унитазом и выблевала в него.
Ей тут же стало легче, но потом накатило смущение. Да уж, невеликой красавицей она нынче кажется: растолстела, как свиноматка, блюёт направо и налево. Неудивительно, что Лестер... стоп, да брось, он не поэтому...
Но она заставила себя подойти к зеркалу и некоторое время истратила, прихорашиваясь. Через пять минут, оставшись довольна результатом, вымыла лицо и вышла в коридор.
В коридоре оказался Лестер: его волокли два штурмовика ВА. Дальше по коридору ещё трое тащили Фриланда. Тот сопротивлялся. Его угостили дубинками с инвертором отдачи; Фриланд напружинился, потом обмяк и повис на руках штурмовиков. А где Шоод?
Но... Лестер. Они Лестера сцапали.
Лестеру руки заломили за спину и сковали пермапластовыми наручниками; по затылку текла кровь. Она подумала только: Чу была права.