— Сядьте тут, — сказал конвоир Китти, — у вас полчаса.
Лестер молча озирался, пока не увидел её. Улыбнувшись, вскочил и устремился к ней; она встретила его на полдороги и обняла. Слыша его тяжёлое быстрое дыхание, она спросила:
— Тебе больно, да? Тебя сильно побили?
— Рёбра немножко помяли, не без этого. Перебинтовали меня. — Он обхватил её руками, и они сели в противоположном углу. Охранники стояли за дверью для входа посетителей, болтая вполголоса о глайдерных гонках Снаружи.
Китти с Лестером сели, соприкасаясь коленями и держа друг друга за руки. Они поцеловались. Несколько минут они просто смотрели друг на друга, и Лестер уговаривал её не плакать. Но слёзы выступили именно на его глазах.
Заговорив, они перешли на техжаргон.
— Они тебя били здесь? — шёпотом спросила она.
— Нет. Перед тем, как бросить сюда, били за малейшую провинность. А тут относятся к нам, точно к собакам. Собачники не бьют своих псов, но и особо с ними не нянчатся.
— Она была права. — Китти имела в виду Чу, но не хотела называть её здесь по имени. — Они её ещё не схватили. Тебя... допрашивают?
— Дважды допросили. В первый раз — вежливо. Во второй раз я был готов к пыткам электричеством, может, к допросу под наркотиками, но потом вошёл Расс Паркер и сказал, чтобы отослали меня назад в камеру, что он сам меня попозже допросит. Им это не понравилось. Такое впечатление... — Он покосился на охранников и заговорил ещё тише. — ...что между ВАшниками и старыми эсбэшниками вражда. Это, знаешь ли, довольно интересно. Может быть, получится...
— Лестер... — Она разочарованно вздохнула. — Не могу поверить, что я... послушай, я себя чувствую, как героиня идиотской мелодрамы: Милый, молю тебя, не делай этого! Лестер, я терпеть не могу древнючих женских ролей. Не заставляй упрашивать тебя, хорошо?
Она сердилась. И не знала, на кого: на Лестера, Второй Альянс или всех подряд. Её переполнял гнев, и сдерживаться она уже не могла; ей хотелось кричать и плакать.
— Ну а чего ты от меня хочешь, малышка? — спросил он, погладив её по тяжёлому от беременности животу.
— Хочу, чтоб ты сыграл по их правилам. Можешь себя дядей Томом представить, если тебе от этого легче. Нам нужно выбраться отсюда. Сбежать из Колонии.
Она покосилась на охранников и, похолодев, увидела, что оба смотрят на неё.
Ей хотелось плюнуть им в лица, но она лишь отвернулась к Лестеру и прошептала:
— Я тоже в полной жопе, Лестер. Но у них пушки, а у нас нет. Они про тебя знают. И... про других.
Он глубоко вздохнул и смежил веки. Удерживавшаяся там слеза стекла по лицу мимо носа. Он едва слышно рассмеялся и утёр её.
— Я плачу. Совсем нюни распустил, э?
Она покачала головой, чувствуя, что вот-вот и сама разрыдается.
— Дело в том, — сказал он прерывающимся голосом, глядя в пол, — что способа убраться отсюда нет, пока не снята блокада, а может, и после не будет. Они не хотят, чтобы на Земле знали, что здесь творится. Они не хотят, чтобы политики им досаждали. В смысле, ты же понимаешь, где я? Я в тюрьме внутри тюрьмы внутри другой тюрьмы. Я в кутузке, я скован — здесь — узами своей черноты, и я заперт в Колонии, а вокруг ничего, кроме вакуума. — Он покачал головой. — Выхода нет. Терять нечего.
— А как насчёт этого? — Она взяла его руку и приложила к своему животу.
Оба почувствовали, как шевелится ребёнок. Он улыбнулся.
— Как он там?
— Он? Это девочка будет!
— Ты на УЗИ ходила? Я думал, мы хотели сюрприз себе устроить.
— Я просто знаю, и всё.
— Чушь. Это пацан будет.
— Девочка.
— Мальчик.
Они немного посмеялись, и им стало лучше. Потом Китти расплакалась.
Он обнял её и прошептал:
— Не знаю. Должен быть способ. Через этого парня. Через Паркера... попробуй с ним поговорить. Я не могу с ним увидеться, меня не пускают. Я уже просил.
Она отстранилась от него спросить:
— А как насчёт адвоката?
— Их всех назначает ВА. А даже и будь адвокат моим союзником, они ни хера не могут сделать в условиях военного положения.
Она пожала плечами.
— Не думаю, что мне позволят увидеть Паркера.
Они снова обнялись, но тут подошёл конвоир Китти и постучал её по плечу.
— Вставай, время вышло.
У него воняло изо рта.
— Ещё полчаса не прошло, — сказал Лестер, и Китти увидела, как он с трудом сдерживается.
— А мне начхать. Не хочу я тут стоять и смотреть на эти неестественные чмоки-чмоки недочеловеков...
Лестер вскочил и заорал, замахиваясь на него кулаком:
— Ты чё сказал, членосос?!
Охранник ударил его парализующей дубинкой, которую держал наготове. Слишком быстро всё случилось, и Китти не заметила, куда именно пришёлся удар; крови не было, но Лестер упал на колени, парализованный.
Китти, рыдая, встала между ними и крикнула:
— Хватит! — И тоже упала на колени, обхватив мужа руками.
Подошёл другой охранник.
— Время вышло, леди. Ступайте, он очухается.
Он взял её под локоть и вежливо вывел через дверь для посетителей. Она стонала и вырывалась, но охранник не обращал на это внимания. Через несколько минут Китти уже стояла в лифте, едущем обратно в Техсекцию: сотрясаясь от рыданий и с трудом поддерживая тяжёлый живот.
Но, проезжая мимо Админской секции, она обернулась к панели, нажала кнопку остановки и пустила лифт вверх.
Она решила, что пора нанести визит Админам.
Увидеть Расса Паркера.
Руан, Франция
В Руане снова дождило, и Уотсон заскучал. Старый город обладал своеобразным шармом — все эти узкие мощёные улочки и здания восемнадцатого века в стиле рококо. Но сейчас Уотсон направлялся в заброшенный супермаркет, который ВАшники переоборудовали под тюрьму; здание располагалось в новой части города, пришедшей за время войны в полный упадок — небоскрёбы опустели, улицы завалены обломками и мусором.
Девять часов утра. Он позавтракал засохшими круасанами, апельсиновым соком и чрезмерно сладким растворимым кофе из пакетика. Есть ему хотелось по-прежнему. Всё утро лил дождь; и он ещё усилился, когда Уотсон вышел из офицерского автомобиля на расчищенную дорожку, ведущую между груд мусора к супермаркету. Здание казалось игрушечным в сравнении с двумя зажавшими его небоскрёбами. Вокруг высились десятифутовые кучи обломков, наваленные ВА в качестве заградительного барьера от партизан.
Уотсон, который облачился в самый роскошный свой мундир, представил, что шествует по красной ковровой дорожке. На голове у него была фуражка самолично разработанного образца с начищенным до блеска козырьком. С козырька стекали капли, когда Уотсон прошёл к металлическим дверям и предъявил охране удостоверение. Его мигом пропустили.
Внутренность супермаркета больше напоминала загон для скота. Стеллажи убрали, заменив с одной стороны рядами клетушек. Между клетушками была натянута колючая проволока и расхаживали охранники. По царившей здесь вони стало ясно, что биотуалеты в переполненных клетушках не справляются с наплывом узников. Он сделал себе мысленную пометку проследить за тем, чтобы их вычистили, потому что разлагающиеся отходы представляют опасность для здоровья охраны.
Высоко справа на одной стене имелось односторонне прозрачное окно, за которым располагались административные помещения тюрьмы. Когда-то там был пост наблюдения за продавцами.
Он поднялся туда. Он искал Чилроя.
Чилрой обнаружился в отсеке для допросов номер 9, за работой. Он был высоким, мускулистым молодым человеком, следил за фигурой и питанием. Весёлый, дружелюбный, всегда готовый услужить тем, кто мог ему помочь в продвижении по службе. Уотсону он не нравился: полковника раздражало наигранное радушие юноши, а ещё то, что Чилрой никогда не забывал выставить остальным напоказ, как он тяжко и старательно работает. Уотсон отдавал себе отчёт, что побаивается карьерных амбиций Чилроя.
— Полковник Уотсон! — воскликнул радостно Чилрой: лицо молодого человека озарилось улыбкой, стоило ему зарегистрировать присутствие вышестоящего. — Это честь для меня, сэр!