Ему казалось, что уши вот-вот лопнут.
Скрежет металла и облако тьмы. Облако сомкнулось вокруг него.
Дуновение холодного воздуха на лице. Ему стало холодно. И тут же — жарко. По коже пробежали горячие волны. Он открыл глаза.
— Шеф Паркер? — спрашивал человек в шлеме, глядя прямо на него, нависнув над головой. — Шеф Паркер?
Расс снова глубоко вдохнул.
— Я в порядке. Ребятки, вы услышали, как я стучу в дверь, да? Иисусе Христе, вы чертовски вовремя.
Они сидели у Прегера в офисе. Расс, Прегер и ван Кипс. Двое по одну сторону стола, а Расс по другую. Казалось, что стол рассчитан на двоих. На сей раз кабинет был отлично освещён...
— У нас нет выбора, — говорил Расс.
Прегер возразил:
— Команда техников могла бы попробовать. Заизолированное оборудование, вакуумные скафандры...
— Недостаточно. Я заглядывал в схемы систем безопасности секции жизнеобеспечения. Он и не на такое способен. Но меня больше тревожит, что он может сделать с остальной Колонией.
Расс вспомнил, как ван Кипс касалась Прегера, дрочила ему во время взрыва РМ-17 на экране, и его накрыло тошнотной волной. Пожав плечами, он выложил на стол перед Прегером распечатку.
— Это произошло в тот момент, когда Штеддер орудовал дрелью у двери. На продлёнке труба лопнула. Двое детей чуть в дерьме не утонули. Он нас предупредил. Он не хочет, чтобы мы под него подкапывались. Он просто не даст нам времени. Он в любой момент может уничтожить любую секцию по своему выбору — или всю Колонию. Я склонен полагать, что им движет стремление к самоубийству.
— Доктор Тэйт не согласен с этим выводом, — заметила ван Кипс шёлковым презрительным голоском. — Это он у нас психиатр, а не ты.
— Эта штука, или Римплер, если вы её предпочитаете так называть, он... оно... чересчур непредсказуемо, чтобы гадать по кофейной гуще. Надо вырубить всё энергопитание и перевести Станцию на резервные источники. Только минимум, необходимый для выживания. Этой энергии ему не хватит. Системы жизнеобеспечения продержатся до нашего прибытия, а он не сможет нас остановить на пути туда.
— И радикалы воспользуются отключением света, чтобы поднять мятеж, — скрестил пальцы под подбородком Прегер. — А ты бы и не прочь, э?
Расс уставился на него.
— Чего-о?!
— У нас имеются сведения о том, что ты сотрудничаешь с саботажниками. Прошёл такой слух.
— Чушь собачья. — У Расса ладони вдруг покрылись холодным потом. — Сотня идиотских слухов по Станции ежедневно бродит.
— Твоё предложение укрепляет меня в мысли, что конкретно этот слух — никакая не чушь собачья. — Последние слова он произнёс, издевательски подделываясь под юго-западный акцент Расса.
Ван Кипс улыбалась, поглядывая на дверь.
Твою в Бога душу мать, подумал Расс.
— Я арестован? — спросил он.
Дверь за его спиной распахнулась. Не глядя, он почувствовал, что там стоят штурмовики.
— Что вы собираетесь делать с Римплером? — спросил Расс.
— Мы отправим туда команду. Прикроем их.
— Вы не сможете. Они в Колонии, а Колония полностью на милости Римплера.
— Римплер Колонии не опасен. Его инстинкт самосохранения этому помешает.
— Он уже совсем с катушек съехал, не осталось у него никаких инстинктов самосохранения. Бл..., да по всему, что мне рассказали, похоже, что часть мозга, отвечающую за самосохранение, вы у него попросту вырезали.
— Сомневаюсь, — ответил Прегер. — В любом случае, мы намерены провести операцию быстро и тщательно подготовиться. Он не успеет причинить существенного вреда.
Расс фыркнул.
— Не успеет? Но определённые жертвы всё же неизбежны, гм? Всего-то несколько сотен человек, подумаешь, какая малость. Что они значат после казни всей команды РМ-17? Что после этого может значить гибель ещё нескольких сотен?
Прегер покачался в кресле, безразлично улыбаясь.
— Уведите Расса в камеру, — сказал он охранникам. — Он больше не директор службы безопасности. Я его уволил.
— Есть, сэр.
Штурмовиков было двое. Здоровенные, спокойные, уверенные. Расс пассивно брёл по коридору, зажатый между ними. Однако внутри его охватила такая же трясучка, как в миг смерти Штеддера.
Они как раз проходили мимо его бывшего кабинета, когда Расс остановился.
— Ребята, не возражаете, если я загляну к себе и пошлю своим сообщение, что я больше не шеф охраны? У меня несколько совещаний назначено, будет обидно людям график корёжить.
Штурмовики были в зеркальных шлемах, как обычно при задержании. Но язык их тел выдавал колебания. Они повернулись друг к другу, пообщались по шлеморациям, не включая динамики шлемофонов.
Один из них кивнул.
— Только быстро, — сказал он через динамик.
Был бы он кем-то другим, а не их старым боссом...
Он кивнул и коснулся ладонью панели замка. Дверь скользнула в стену, он вошёл в кабинет. Эсбэшники из вежливости остались снаружи. Включив свет, Расс сел за консоль и отстучал быстрое сообщение для Фаида. Сообщение, которое Фаид должен будет перенаправить Китти Торренс.
Он отправил сообщение и вышел из кабинета. Они увели его и посадили в КПЗ.
Остров Крит
Вокруг никого не было, но Торренс чувствовал себя в осаде. Вокруг было темно, а Торренсу казалось, что его выхватывают яркие огни.
Они с Данко возглавили высадку ударной группы Стейнфельда. Сейчас отряд двигался по изрытой колдобинами однополосной дороге в четверти мили от пляжа, где они высадились на скалистый критский берег. Разбившись на четыре группы по девять человек в каждой, подразделение продвигалось по земле к посту номер 7 Второго Альянса. Пока что они шли тесным строем, а ближе к цели предполагали разделиться на группы и одновременно со всех сторон атаковать пост номер 7. Торренс и Данко возглавляли колонну с десантными винтовками наготове.
Тьма сгустилась и на дороге, и в оливковых рощах по обе стороны от неё; оливковые деревья казались тенями темней теней, но верхушки их слабо озарял звёздный свет.
Ночь выдалась безлунная и безветренная, прохладная, но не холодная.
— Тихо-то как, Данко, — прошептал Торренс. — Даже кузнечиков не слыхать.
Он оглянулся через плечо и едва различил фигуру человека, идущего сразу за ним. Это был не мужчина. Это оказалась Лайла. Её полагалось кому-то сопровождать, но рядом с Лайлой никого не было. Торренс сбавил темп и пристроился к Лайле.
— А Каракос где? — прошептал он.
— Сказал, что отойдёт в хвост со Стейнфельдом поговорить.
Что-то справа от дороги привлекло его внимание. Торренс напряжённо уставился во тьму оливковой рощи. Вон там: красная звёздочка во мраке, секундная вспышка света. Словно её тут же потушили. Это была спичка. Кто-то курил в оливковой роще посреди ночи. Какой-то идиот.
Торренс зашипел:
— Данко, Лайла, стойте, где стоите!
Его слова передали по цепи; отряд остановился. Он перебросил винтовку на правое плечо, а левой рукой подвинул к губам микрофон гарнитуры:
— Первый — Четвёртому. Как слышно?
Помехи. Голос Стейнфельда:
— Торренс? В чём дело? Почему все остано...
Воздух разорвало шипение: полетели пули. Вспышки выстрелов согнали тьму с оливковой рощи, принесли скрежет и буханье боя. Раздался вопль Лайлы. Ещё кто-то, дальше в колонне, тоже вскрикнул от боли. Торренс почувствовал, как что-то врезалось ему в левую руку, да так, что его закрутило на месте, и он с трудом устоял; выронил гарнитуру, осел на корточки, а рука вдруг стала тёплой, влажной. По телу прокатилась волна слабости и тошноты. Упав на колени, он зачем-то заорал:
— Засада! Засада! Отступаем!
Он пытался вскинуть винтовку обеими руками, но левая рука отказала, онемела, словно её заморозили ниже запястья; он просто не мог поднять винтовку. Поэтому пришлось прижаться левым коленом к земле (всё это время воздух над головой свистел и шипел от пуль), умостить приклад винтовки на правом колене и стрелять по роще от бедра; брызжущее из ствола пламя распороло тьму, но, вероятно, никого не убило: Торренс хотел просто отпугнуть врагов и выгадать для товарищей время отхода (а ведь его самого так подмывало пуститься наутёк, что кишки свела судорога страха).