– Твоей вины здесь нет, я знаю. Но когда я увидела тебя и рядом – Люну, возникших из прошлого, словно привидения, мне стало не по себе. – Она глотнула виски. – Люна очень красива, Ройоль. Совсем как ты.
– Она похожа на нас обоих. И на Люсинду тоже.
Упоминание о Люсинде было болезненным для нее, и Сирена поспешила сменить тему.
– А как живешь ты, мистер Ройоль Фергюссон-второй?
Она предприняла отчаянную попытку перевести разговор в обыденное русло, чтобы притупить боль.
– У меня все хорошо. Только одиноко… Кэрон умерла два года назад… от рака.
– Мне очень жаль.
Соболезнование ее было чисто формальным актом, и Ройоль это знал.
– А ты счастлива, Сирена?
Она на мгновение задумалась.
– Николас был мне хорошим мужем. У меня есть все, что надо. Да, думаю, жила не хуже других.
Сирена вспомнила, как рушились браки друзей, их шумные разводы с взаимными обвинениями.
– Могло быть гораздо хуже…
– Все это больше похоже на компромисс…
– Да перестань, Ройоль, – оборвала его Сирена. – Не сомневаюсь, что твой брак был не лучше моего. Наверное, со временем все браки становятся похожи друг на друга.
Ройолю явно не хотелось обсуждать ни Кэрон, ни их семейную жизнь: Сирена почувствовала, как он напрягся.
– Все должно быть иначе. Сегодня я не спал всю ночь, думая над этим.
Она интуитивно поняла, куда он клонит, и не знала, как к этому отнестись.
– Ройоль, прости, но мне надо бежать. Я предупредила, что у меня мало времени. Ленч с друзьями и еще одна встреча днем. Я занимаюсь дизайном, ты знаешь. – Сирена запнулась. – Ты, конечно, не можешь этого знать. Во всяком случае, теперь знаешь. А вечером я жду на ужин гостей.
– Сирена, давай обойдемся без банальностей – все достаточно серьезно.
Она почувствовала себя оскорбленной.
– Для тебя это, может быть, и «банальности», а для меня – моя обычная жизнь.
Она поставила стакан на кофейный столик и пошла к дверям. Ройоль не пытался ее задержать.
У самых дверей Сирена остановилась.
– Приятно было увидеть тебя снова, Ройоль. Береги себя и не забывай о своем обещании ничего не говорить обо мне Люне. Не поддавайся искушению открыть ей нашу тайну – ничего хорошего это не принесет.
Ройоль по-прежнему не двигался с места. Повернувшись к Сирене спиной, он смотрел в окно. Но когда заговорил, голос его звучал громко и отчетливо.
– Уходи от Николаса.
– Не могу. Это убьет его.
– Подумай о себе, Сирена… пожалуйста. Ведь ты хочешь именно этого.
– Как можешь ты это знать? – крикнула она, возмущенная его несокрушимым эгоизмом. И в то же самое время боролась с собой, боясь, что не удержится и бросится в его объятия. Чтобы уберечь себя от этого опрометчивого поступка, Сирена вцепилась в ручку двери и… неожиданно для себя проговорила: – Я подумаю, Ройоль.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Простите, что беспокою вас, мисс Фергюссон, но какая-то дама спрашивает вашего отца. Вы сами поговорите с ней?
Голос секретарши звучал виновато.
Люна не могла скрыть своего раздражения.
– Мне кажется, я выразилась достаточно ясно: никаких переговоров. Придумайте что-нибудь – ну, что он уехал по делам или еще что – только не говорите правду.
– Я так и сказала, но она настаивает, чтобы ее связали с ним. По ее словам, дело неотложное.
– Хорошо, соедините меня, – сдалась Люна.
После небольшой паузы в трубке раздался приятный женский голос.
– Я говорю с Люной Фергюссон?
– Да. Кто вы?
– Леди Сирена Фрейзер-Уэст. Мне нужно поговорить с вашим отцом. Вы поможете мне связаться с ним?
– Боюсь, что теперь вам может помочь только медиум, леди Фрейзер-Уэст.
Люна услышала на другом конце провода сдавленный вскрик и приглушенное:
– О Боже!
– Вчера я похоронила его, – поторопилась сказать Люна, мгновенно пожалев о своей дерзости.
Последовало долгое молчание; наконец Сирена с трудом проговорила:
– Мне очень жаль. Такая потеря! Он был еще так молод. Мне ужасно жаль. Ужасно жаль, – повторила она.
В голосе женщины Люна уловила неподдельную боль и глубокую печаль. Это натолкнуло ее на мысль, что, возможно, Ройоль был для Сирены не просто случайным знакомым, с которым она когда-то встречалась на Ямайке.
– Он умер внезапно, восемь дней назад, от обширного инфаркта. Не мучился, не страдал…
«Это он оставил на мою долю», – горько подумала Люна. Помолчав, она прибавила уже более деловитым тоном:
– Если у вас к отцу какой-то рабочий вопрос, может, я смогу помочь вам?