МОЛЧАНИЕ.
Вот и сиди, раз не пошла пешком. И мне адрес не сказала. Собака на сене. А я бы добежала, у меня тромбонов на ногах нету.
ВТОРАЯ. Добежала бы она. Электровеник. Добежала бы она.
ПЕРВАЯ. Добежала бы. А ты ни себе, ни людям. А теперь двери закрылись — сидим обе, «три тополя на Плющихе». А они уже гроб выносят, котлеты дожаривают, ложки раскладывают, сидят, ждут, поминки, водка в холодильнике, а мы из-за тебя голодом сегодня, и всё. Толстопузая. Маша с Уралмаша такая.
МОЛЧАНИЕ.
Давай, вместе поднажмём, двери откроём, вылезем, я тебя поддержу, донесу, может, успеем ещё, пошли, ну?
ВТОРАЯ. Донесёшь она меня, ага. Знаю. Тебе только адрес дай, и всё. Сиди вот, бессовестная, наглая, по похоронам шляется, молодая такая, птфу!
ПЕРВАЯ. Сама бессовестная. Тебе птфу в глаза. Из-за тебя всё. Ни платочков не достанется, ни полотенчиков, ни по сто грамм. Ни супчику с котлеточкой, дура такая, а всё ты. Сиди вот. Давай вместе поднажмём, ну?
ВТОРАЯ. Ты скажи мне — зачем ты за мной следила?!
ПЕРВАЯ. Отстань. Да я уж сколько лет по моргам хожу, да к похоронам присуседиваюсь, а теперь по моргам хоронят мало, из дома дешевле, вот я и пошла за тобой. Потому что главная беда у нас в стране — знаешь, что? Откуда ты знаешь, необразование. Недостаток информации у нас главная беда, ясно? А ты вот информацией владеешь. Вот и всё. Отстань.
МОЛЧАНИЕ.
Пошли, наляжем на двери? У тебя масса большая, я одна не смогу. Ну? Не хочешь? Ну, как хочешь.
Вошла в кабину водителя, закрылась там, Вторая поражённо молчит.
ВТОРАЯ. А ну выходи давай, что ты туда залезла, а? Это твоё, нет?
ПЕРВАЯ. (В кабинке.) Заманала. Сиди вот там. Мне с тобой рядом сидеть противно. И с тем-то она то-то, с тем-то она то-то. И там-то она работала, и там-то она груши околачивала. Тебя весь город знает, трепло, сплетница, Высоцкого 12, квартира 7 ты живёшь.
ВТОРАЯ. Я гляжу ты всю информацию знаешь, плоскондонка такая. Я вот выйду сейчас и толкну вагон и катись к лешему.
ПЕРВАЯ. У тебя же тромбон, обезножела. Толкни. Дверь закрыта.
ВТОРАЯ. А я плечиком, не бойся.
ПЕРВАЯ. Давай плечиком, иди. Богатый жмурик, значит, раз торопишься, на поминках там, поди, еды — до сблёву, да не про нас, ну, хорошо…
ВТОРАЯ. Открой дверь мне! Открой, гадина, дверь!
ПЕРВАЯ. Вылезай. Через окошко. (Хохочет.) А то вдруг каротнёт. Замкнёт где вдруг от долгого стояния и начнёт нас током бить. Ой, вот прям чувствую, уже каротит, вот потрогай ручку спинки этой — током бьёт, чувствуешь, нет? Ой, убьёт током. Что потом? Сгорим заживо с собакой вместе и ты, и я, и наши похороны.
ВТОРАЯ. Ты чего молотишь, чего, не пугай меня, дрянь такая, бездельница молодая!
ПЕРВАЯ. Я-то вылезу в окошко, а ты-то поди застрянешь, нет? Сидит, жиром заплыла. Морда — семерым не обложить. Ну, толкни дверь-то, хотела ведь? Толкай, ну? (Нажимает какие-то кнопки в кабине водителя, свет то гаснет в салоне, то зажигается.)
МОЛЧАНИЕ.
Вторая плачет, причитает что-то, прижимая к себе сумку.
За окном вдруг стало темнеть, темнеть и — погасло солнце.
ВТОРАЯ. (Смотрит в окошко.) А чего это? Ты чего сделала? Ты чего нажала там, ну? Отожми!
ПЕРВАЯ. (Тоже смотрит в окошко.) Где?
ВТОРАЯ. Чего ты нажала там? Чего ты на небе сделала? А ну, включи свет! Да на небо, на небо смотри, ну?! Это что такое? Никогда не видела, чтоб четыре солнца, три чёрных, одно, как тень, тёмное на небе… Почему это?
МОЛЧАНИЕ.
Машины перестали дудеть, ехать, остановились. Шофера вылезли, тоже к небу головы задрали. И прохожие, по тротуару которые бежали, тоже остановились. Все вдруг испугались и замолкли.
Стало темнеть, темнеть и совсем ночь наступила.
Темно.
Тишина такая, что слышно, как собака под сиденьем возится, зевает. Тётки сидят, обалдело смотрят в небо.
И в воздухе, носится, летит откуда-то кем-то, наверное, из шоферов уроненная фраза: «Конец света… конец света…»
И влетели слова эти старухам в уши, они их губами только повторили, в небо уставясь.
ВТОРАЯ. Да почему, почему это?!
ПЕРВАЯ. По кочану. Потому. Вечер уже. Кончились похороны. (Смеётся.)
ВТОРАЯ. Ты совсем уже, нет? Ты чего регочешь-то, смотри в окно, видишь, нет?
ПЕРВАЯ. Я ж говорю — главная твоя беда: недостаток информации.
ВТОРАЯ. Какой информации, ты смотри, что: конец света?! Конец света?!
ПЕРВАЯ. (Смеётся тихо.) Конец света, да. Каюк, можно сказать, правильно.
ВТОРАЯ. Светопреставление… Светопреставление, Господи!
МОЛЧАНИЕ.
ПЕРВАЯ. Всё. Прощайся с жизнью.
ВТОРАЯ. Господи, Царица небесная, да что же это такое, ты чего веселишься, ты, дьявол что ли, ты посмотри — света не стало? Или это у меня в глазах потемнело, Господи???!!!
ПЕРВАЯ. Не стало, не стало. Давай, ложимся друг к дружке поближе, да и помирать давай. Теперь сыпать пеплом с неба начнёт и нас потом раскопают, через много лет только.
ВТОРАЯ. Живых?
ПЕРВАЯ. Чего — живых?
ВТОРАЯ. Нас раскопать-то когда раскопают, то мы будем живые или нет?
ПЕРВАЯ. Да как же мы живые-то будем через столько лет? Конечно, мёртвых. А каких ещё. И даже не мёртвых, а только кости наши. Живых, придумала. У тебя тромбон, уже сейчас, а через сто лет, знаешь, что будет? Нет? Раскопают и в музее твои кости выставят. Всё, смерть твоя пришла, готовься…
ВТОРАЯ. Как готовься? Уже? Смертынька? Смерть? Так быстро?
ПЕРВАЯ. (Смеётся тихо.) Уже, смертынька, кончина, карачун, ага, так быстро. А ты что думала — ещё долго? Ан нет — уже быстро.
ВТОРАЯ. Святители небесные, как же это, почему так быстро, забастовка эта, я не приготовилась, не вымылась даже, торопилась на кладбище, в столовку, на похороны на чужие, а уже… и мои пришли, что ли, похороны?! Да что же это, конец света наступил от того, что Иван Егорович помер?!
ПЕРВАЯ. Какой Иван Егорович?
ВТОРАЯ. Иван Егорович, Стрелочников 17, квартира 18, вместе на заводе — он обрубщик, а я сварщик… Обрубщик и сварщик, сварщик и обрубщик…
ПЕРВАЯ. Сварщик и обрубщик. Иван Егорович. Стрелочников 17, квартира 18. Очень даже просто. (Смеётся.)
ВТОРАЯ. Отчего же это?! А как же пенсия, мне завтра принесут, а как же кошечка, закрытая в квартире осталась, кто покормит теперь, из ведра я не вынесла, вонять будет, цветы не полила…
ПЕРВАЯ. Цветы, кошечка, пенсия, ишь! Все помрём, и кошечка, и пенсия, и ведро, и цветы твои!
Темно на улице. Совсем темно. Темно и тихо. Первая в окошко выглядывает, рукой машет, на небо смотрит, смеётся.
(Кричит.) Смотри, смотри в окошко, вон, видала?! Похороны едут! Впотьмах едут, фары включили! Проехали! Нет, встали, стоят!
ВТОРАЯ. Где проехали? Кто проехали? Какие похороны? Мои? Чьи похороны едут?
Прилетела ворона, села на трамвай и давай каркать.
ПЕРВАЯ. Твои, твои. Крыша у тебя потекла совсем, гляжу. Вон, вон, это они, смотри… Ах, зараза, уж я и адрес знаю теперь, да проворонила. Вон, машина, на ней оградка с фоткой, Иван Егорович, твой обрубщик, в молодости, вон гроб, а вон и автобусы. Встали и стоят, наш трамвай им поперёк пути, не проехать им на кладбище. А ну, пошли, выйдем, в автобус попросимся, а? Пошли, ну? Поднажми плечиком, открой двери нам, ну?
ВТОРАЯ. Похороны мои, прости, Господи, грехи мои, смертынька пришла…