МОЛЧАНИЕ.
ВТОРАЯ. Затмение? Ты кто? Зачем наврала так? Ты — дьявол?..
ПЕРВАЯ. Какой дьявол. Человек. (Улыбается.)
ВТОРАЯ. Ну?
ПЕРВАЯ. Чего?
ВТОРАЯ. Я сегодня суп из свинины ела.
ПЕРВАЯ. Да хватит про грехи. Ешь. Из свинины, из котятины, из чего хочешь. Можно. Разрешаю. Шутка была. Сейчас солнце назад. Куда оно денется. И жить мы с тобой будем долго. По похоронам будем ездить долго. Всех перехороним, а сами будем жить. Долго жить. Вечно жить. Жить, не тужить. Слышишь?
ВТОРАЯ. Суп ела. Со свининой. И съела косточку. Маленький такой кусочек косточки. И теперь у меня образовался рак. Потому что нужно всегда бульон через сито. А я без сита. Косточка в теле сидит. Косточка идёт по телу, по горлу, впивается в красное, в мякоть, клубок вокруг неё тканью красной делается, клубок, рак — смерть. И от чего? От маленькой косточки. Не ешь мяса — наказание за это. Мясо нельзя. Они ведь живые. Везде смерть. Трупы животных. А знаешь, что карандаши — это не карандаши, это не грифель внутри, или как его там, нет, не грифель. А туда заталкивают пепел из крематория, да, да, у них договор на поставку. Горелый человек очень маркий, им писать можно. Вот, возьми, напиши слово «человек», а выйдет — «смерть». Вышло?
МОЛЧАНИЕ.
Первая отодвинулась от Второй, платочек поправила, парик, очки надела, пошла к дверям.
ПЕРВАЯ. Ладно, бабушка, пока. Оставайся с миром. Ты совсем сбрендила. Не будет у нас бизнеса. Пошла я. Налягу на дверку, авось выйдет…
ВТОРАЯ. (Улыбается.) Семь минут прошло, вот и страшный суд, темно, врала ты?
ПЕРВАЯ. Как прошло?
ВТОРАЯ. Уже полчаса прошло. Или час. Страшный суд.
ПЕРВАЯ. Ну, ври. Неправда. Не прошло.
ВТОРАЯ. Вот. Не то ты прочитала в газетке, не то. Конец. Смотри в окно, они возвращаются! Похороны наши назад едут! Он, Иван Егорович будет так по улицам с поднятой рукой ездить, смотри! Потому что — страшный суд!
ПЕРВАЯ. Где?
ВТОРАЯ. В окне! Едут вон! Страшный суд тебе!
ПЕРВАЯ. Я в Бога не верю, нету никакого страшного суда, нету ничего, я жить буду, сейчас пройдёт семь минут и снова назад солнце будет…
ВТОРАЯ. Не будет! Час прошёл! Страшный суд! Человек — смерть!
ПЕРВАЯ. Не ври. Всё не так. Не может быть. Не может, потому что не может быть.
ВТОРАЯ. Грехи?!
ПЕРВАЯ. Что?
ВТОРАЯ. Говори грехи свои, ну, быстро?!
ПЕРВАЯ. Нету у меня грехов! Нету Бога! Нету страшного суда! Я жить буду вечно, не пугай меня! Солнце будет, будет солнце для меня, всегда будет солнце, пусть всегда будет солнце, я буду жить, жить, жить, не ври, не ври!.. Человек — не «смерть», не ври! Вечно, вечно!..
МОЛЧАНИЕ.
Налегла на дверцу, открыла её и кинулась в потёмках бежать прочь.
Вторая тётка сидит, оглядывается, не видит ничего.
ВТОРАЯ. (Бормочет.) Человек… Смерть… Человек… Смерть…
Дышит на стекло и пальцем что-то чертит.
А солнце, и правда, побежало по кругу, побежало, вдруг четыре солнца слились в одно и стало на небе одно, красное, тёплое, встало и засияло. Машины постояли, развернулись, пофырчали, обьехали трамвай и поехали.
Пришла водительша, села в трамвай, сказала в микрофон, что двери закрываются и поехал трамвай с перекрестка. Пусто в трамвае, одна тётка сидит, смотрит на солнце, плачет от радости или горя.
И собака из-под сиденья вылезла, подошла к тётке, легла у её ног, да и завыла тоже. Грязная собака, черно-белая. А морда как у моей кошки Манюрки — несчастная.
ТЕМНОТА
ЗАНАВЕС
КОНЕЦ
Март 1996 года