Николас Уорлеган шагнул к роскошному окну, как раз когда в комнату вошел один из новых лакеев Джорджа, чтобы снять нагар с недавно зажженных свечей. Небо по-прежнему оставалось безмятежно ясным и на фоне теплого света, исходившего от свечей, выглядело седым от холода. Месяц выдался умеренно теплым, впрочем как и вся зима, погода благоприятствовала бездомным, но в целом на здоровье сказывалась не лучшим образом. Говорили, что инфлюэнца процветает во время дождей, и необходим мороз, чтобы избавиться от этой болезни.
После того, как к огромным чурбанам из вяза, что лежали со вчерашнего дня, в камин подложили свежих поленьев, зашипел огонь. Лакей выполнил свою работу и бесшумно удалился, оставив Николаса Уорлеггана в одиночестве. Тогда, одиннадцать лет назад, здесь было отнюдь не тихо. Он вспомнил, как страшно завидовал Полдаркам из-за этого дома. Однако вскоре он и сам купил особняк вдвое больше — Кардью, дальше вдоль побережья, там был и парк с оленями. Строение было выполнено в палладианском стиле с самым современным интерьером. По сравнению с ним особняк Полдарков казался провинциальным и старомодным. Везде камень, в спальнях стены закрыты панелями из темного дуба, половые доски потрескались, а местами изъедены жуком-короедом, от стульчаков ужасно воняло, и устроены они были старомодно по сравнению с оными в Кардью, оконные рамы в спальне не соответствовали размеру проемов, из-за чего возникали постоянные сквозняки. Тем не менее, дом обладал неповторимым стилем, не говоря уже о приятной мысли, что прежде он принадлежал Полдаркам.
Вспомнил Николас и то, каким мрачным и измученным выглядел молодой Росс Полдарк на свадьбе. Джордж был с ним знаком, но для Николаса это была первая встреча. Его удивил угрюмый взгляд, прикрытые веками глаза, высокие скулы и уродливый шрам — до тех пор, пока Джордж всё ему не рассказал. По-видимому, всем троим нужна была Элизабет: Россу, Фрэнсису и Джорджу. Раньше Росс полагал, что Элизабет по праву принадлежит ему, но объявился Фрэнсис, пока его кузен был в Америке. Трое молодых глупцов, переругавшихся из-за одной-единственной симпатичной мордашки. Что такого желанного было в этой девушке? Николас, пожав плечами, взял кочергу и стал ворошить угли в камине. Утонченность, полагал он, хрупкость, почти что неземная легкость. Все мужчины мечтали заботиться о ней и защищать. Словно Ланселоты в поисках Гвиневры, они хотели быть крепким щитом для прекрасной и такой беззащитной возлюбленной. Удивительно, что его собственному сыну со всем его здравым смыслом и логикой, во многом даже слишком расчетливому, было суждено оказаться в их числе.
Николас ткнул кочергой в огонь, и одно поленце с грохотом упало на пол. Ярко полыхая с одного конца, оно источало струйки дыма. Николас наклонился за щипцами. В это мгновение в кресле рядом с очагом раздался шорох. Он резко вскочил и выронил кочергу. Кресло наполовину стояло в тени, но теперь он увидел, что в нем кто-то сидит.
— Кто там? — раздался слабый старческий голос. — Джордж, ты? Будь прокляты эти слуги.
Агата Полдарк. Помимо молодого Джеффри Чарльза, ребенка от первого брака Элизабет, Агата была единственным из Полдарков, оставшихся в поместье. Все Уорлегганы стыдились ее — унылую груду костей, которая по сути уже давно была мертва. От ее тела разило смертью, но несмотря ни на что, дух еще боролся за жизнь. Мэри, жена Николаса, была склонна к суевериям, чем сильно нервировала всю семью, и взирала на старуху с неподдельным ужасом, будто та одержима злыми духами давно умерших поколений Полдарков, осыпающими чужаков проклятиями.
Агата была в этом доме словно палка в колесе, ложка дегтя в бочке меда, камень, о который каждый рано или поздно спотыкался и падал. Поговаривали, что в августе ей стукнет девяносто девять. Около года назад все думали, что ее навсегда приковало к постели, никто уже не обращал на нее никакого внимания, кроме приставленной к ней горничной. Но с тех пор как Элизабет вышла замуж, и в особенности после того, как старуха узнала, что в семье ожидается прибавление, в ней словно возродилась жажда жизни, она вновь стала ковылять по дому и попадаться на глаза в самое неподходящее время.
— А, это отец Джорджа, — сказала она и пустила слезу, которая стала медленно сползать по глубоким морщинам вниз, к поросшему волосками подбородку. Но это не было признаком волнения. — Пришли взглянуть на сосунка? Очередной жалкий уродец. Наплодили Чайноветов.
Черный котенок потянулся у нее на коленях. Его звали Уголек. Она где-то подобрала его несколько месяцев назад и взяла себе. Теперь они были неразлучны. Агату никогда без него не видели, а Уголек, желтоглазый котенок с красным язычком, никогда не покидал хозяйку. Джеффри Чарльз по-мальчишески шутливо называл его «В-угол-лёг».