-Что же, пошли, - я мягко соскользываю с пальмы и, этак непринужденно натянув, не зашнуровывая, ботинки, встаю в проходе. Пассажиры, кажется, почти все дремлют, лишь на том конце, у поводницкой, в одном отсеке виден тусклый нижний свет, еще где-то играет музыка и негромко переругиваются пьяные.
"Заступник" достает из-под подушки очень узкие и короткие брюки и тапки, одевается и мы идем: впереди он, за ним я. Несмотря на короткий путь в три отсека я дважды задеваю вытянутые руки. В последнем отсеке какой-то идиот выставил в проход сумку, мой спутник запинается и едва не падает. Сдуру запинаюсь об эту же самую сумку и я: вот уж нелепость!
Поезд проезжает населенный пункт, но немного замедлившись, не останавливается.
В продуваемом тамбуре спутник присаживается на корточки и закуривает, однако мне сигарету не предлагает. Я прислоняюсь спиной к двери следующего вагона и внимательно разглядываю заступника. Какие у него тонкие руки. И розовая кофта - безрукавка, идиотизм. Ну и тип. Да и разговаривает не как люди. Собственно, надо спросить, как его зовут. А самому представиться чужим именем. Зачем? Разумеется, чтобы ввести в заблуждение. С подобными людьми надо держать ухо востро, того и гляди, облапошат.
Кажется, на меня находит очередное затмение, кончается оно одновременно с появлением в раскрытых настежь дверях проводницы. Проводница на самом деле врывается в тамбур: вид у нее был такой, будто она намерена нас растерзать. Во все горло она кричит:
-Ах Вы дьявол, что же вы творите? И куда смотрите Вы, Кадыров?
Надо понимать, Кадыров - это мой заступник. Суть ее как и раньше невнятной речи сводится к тому, что лишь такой кретин, как я, мог не подойти вовремя за комплектом постельного белья. Теперь, по ее словам, время, отведенное на эту процедуру, безвозвратно ушло, и я должен теперь заплатить штраф. Добавлю, что теперь проводница так разошлась, что вставляла через слово самые грязные ругательства, некоторые из которых сама же и сочинила.
Это все я еще успеваю подметить, тем не менее, просто стою разинув рот
-Все-таки, принято считать, что на самом деле проводник сам должен снабжать пассажиров постельным бельем: таковы уж его профессиональные обязанности.
Именно эти слова у меня хватает соображения произнести. Звучат они, положим, не слишком убедительно. А Кадыров так и сидит на корточках с пристыженным видом.
Мое робко высказанное возражение вызывает у проводницы дикую ярость! Она буквально подскакивает ко мне вплотную и вопит, глядя в глаза и брызгаясь слюной:
-Как, чего, как Вы смеете! Незание буквы Закона ни в коем случае не освобождает Вас от ответственности!
Выясняется, что без комплекта белья я не имею права занимать свое место. А время на получение этого комплекта ушло. Несмотря на то, что стоимость аренды комплекта входила в стоимость билета, я должен уплатить штраф
а) за просрочку
б) за то что пользовался своим местом нарушая правила пользования железной дорогой.
-Платите штраф, дорогой мой, иначе с Вами будут разговаривать иным образом.
Правда, фраза сдобрена отборнейшей бранью. Кадыров наконец встает и, небрежно отодвинув проводницу (ничего себе) ни на кого не глядя уходит в вагон. Окурок он, как я теперь замечаю, затушил об металлический пол тамбура: вот он, дотлевает, уже горит фильтр. А проводница - ни слова в его адрес!
Зато выясняется, что я ДОЛЖЕН (с ударением на этом слове)
-...пойти в проводницкую, где уже и решится твоя судьба!
И далее, для большей ясности, видимо:
-ПОДПИСЬ, ПОДПИСЬ, ВОТ ЧТО Я ОТ ВАС ТРЕБУЮ, НЕВМЕНЯЕМЫЙ! - проводница, срываясь на истерический плач, хватает меня за ворот куртки.
Я опять теряюсь и не знаю, что и думать; тем не менее, решаю пока проследовать за ней, но ничего не платить и не расписываться. Пусть все будет, как будет, а там поглядим, рассуждаю я, стараясь глядеть в сторону. Выражение ее лица меня пугает.
Но, внезапно умолкнув, проводница секунды три стоит: кулаки сжаты сжав - как будто собирается с силами перед решающей схваткой, потом резко поворачивается на одной ноге, крутанув ручку, открывает дверь и почти что вбегает в вагон. Мне ничего иного не остается как, плестись вслед за ней. В проходе меня снова поджимает та самая сумка - и я самым дурацким образом снова об нее запинаюсь и чуть не падаю! Осторожнее: многие из пассажиров выставили в проход руки или ноги.
Напротив нашего отсека - я по дороге прикидывал поглядеть, как там бабка и Кадыров, - но в последний момент что-то заставляет меня опустить голову, так я ничего. Освещены уже четыре отсека. В одном третьем из них худощавый старик со впавшей, заросшей седыми волосами грудью настраивает гитару. Это среди ночи-то!