— Правь, Британия, — верноподданно прохрипел Торлоу.
— Весьма верно, — прищелкнул пальцами Лоуренс, а после вынул монокль и кинул его снова на крышку Питова цилиндра. — И зачем вы только носите всю эту дрянь, Торлоу? Избавились бы от нее давно. Смокинг этот несусветный, цилиндр, монокль. Вы же сержант армии ее величества. Неприлично просто таскать всю эту дрянь.
На это Торлоу, в чьей голове еще не до конца оформились хоть сколько-нибудь осознанные мысли, ничего отвечать не стал. Нечего ему было сказать.
— Ну да ладно, вы, наверное, просто привязались к ним, — продолжал разглагольствовать Лоуренс, прекрасно понимая, что до туповатого да еще и похмельного сержанта едва ли доходит смысл каждого десятого слова. — Я, собственно говоря, пришел угостить вас первоклассным виски с нашей с вами родины, Торлоу.
— По какому поводу, — пробурчал на удивление быстро соображающий сегодня утром Пит, — и почему именно меня?
— Да, знаете ли, мне много рассказывали о вас, сержант, — усмехнулся Лоуренс. — Как правило, весьма нелестно отзывались. Но такой человек мог бы вполне стать мне верным товарищем.
— Это как? — сообразительность Торлоу не то отказала, не то просто не справлялась с задачей. Как он — простой матрос, пускай и бывший боцман корпоративного флота, может стать верным товарищем настоящему офицеру и джентльмену. Такому как Лоуренс он никогда не будет ровней. Это — закон жизни!
— Все очень просто, Торлоу, я не такой уж офицер и джентльмен, каким хочу показаться. Все остальные слишком хорошо знакомы с моей биографией. Я ведь незаконнорожденный. Бастард. Ублюдок высокородного лорда. У вас вот хоть имя есть, как у всех людей, а у меня только инициалы Т и Е. Никто не знает, что они означают. Теодор Евгений? Тогда мне в самый раз монокль. Чистокровный ганноверец. Из-за этого меня не особенно привечают среди офицеров. Как и вас среди сержантов. А иногда так хочется выпить с кем-нибудь старого доброго виски. А шериф Али не пьет совсем спиртного. Ему этого Аллах не позволяет.
Торлоу пробасил глубокомысленное «аааааа». Вроде бы все понятно. Однако вроде бы и не все. Но с другой стороны, если уж офицер предлагает честному сержанту виски, то отказываться грех.
Распивать его отправились в заведение под названием «Львиная голова». Здесь на стенах висели побитые молью шкуры львов, ржавеющие копья и щиты с облупившейся краской. А чернокожие служанки красовались бритыми головами на манер женщин племени масаи. В остальном же заведение, гордо именовавшее себя рестораном, было построено во вполне европейском стиле. Оно стояло тут, и было трактиром еще при бурах. Центр главного зала занимал большой камин, который никогда не топился, само собой. А над ним висела голова громадного льва.
Торлоу, кажется, даже слышал легенду о нем. Что-то там о прокладке железной дороги и львах-людоедах, которых прикончил какой-то полковник или даже генерал. Вроде бы он и подарил ресторану голову и шкуру одного из этих львов. Но подробнее расспросить Торлоу не успел. Его выгнали из «Головы» в третий раз и запретили тут появляться. Пару раз Питер порывался почесать кулаки со здешними вышибалами — это было до крайности весело. Однако на третий — снова злосчастный третий — раз около ресторана уже прогуливался патруль с молодым офицером во главе. Понятное дело, стоит Торлоу попытаться позадирать вышибал, как он тут же окажется за решеткой на питермарицбургской гауптвахте. А то и отправится в кандалах куда-нибудь на каторгу. Этого же Питеру совершенно не хотелось.
Вышибалы грозно надвинулись на него, когда Торлоу вместе с Лоуренсом подошли к дверям «Львиной головы». Однако майор сумел остановить их одним мановением руки. В прямом смысле.
— Со мной, — бросил он, и вышибалы вынуждены были отступить. Вынырнувший было из-за угла патруль, снова с офицером во главе, тут же ретировался. Со старшим по званию, да еще и с самим таинственным Лоуренсом никто предпочитал не связываться.
— Видите ли, мистер Лоуренс, — зачастил единственный белый официант «Головы», гордо называющий себя метрдотелем, хотя он вряд ли знал, что означает это слово, — Торлоу строжайше воспрещен вход в наше заведение. Он…
— В этот раз можно, — отмахнулся Лоуренс. — Вы же не желаете спорить со мной?
— Нет-нет, никак нет, — затряс головой официант, да так сильно, что растрепал свои идеально уложенные на прямой пробор волосы.
— Вот и славно. Надеюсь, мой столик свободен?
Официант только кивал, будто китайский болванчик, которых Торлоу видел в своих многочисленных морских путешествиях во множестве лапок экзотических товаров. Официант сам проводил их к угловому столику. Сам прикрыл ширмой.