Майор только руками развел. А я продолжил свою гневную отповедь. Даже не знаю, что на меня тогда нашло.
— Там холодно, как на Северном полюсе. Нет ничего хорошего. Охранники на каторге живут немногим лучше самих каторжников. За пару лет там можно совершенно опуститься — и стать тем самым полуживотным, какими вы считаете всех нас. И это, по— вашему, достойная плата за все, что было в Стамбуле и по дороге в Месджеде-Солейман? Да меня падишах левантийский наградил щедрее, чем родной государь! Теперь я буду служить только за деньги. Плевать мне на патриотизм — на Русскую империю, на Британию, да на всех! Платите — и я буду служить вам. Убивать кого угодно.
— Даже своих? — поинтересовался Лоуренс.
— Ну, до такого я не дойду, — покачал я головой. — Да и вряд ли кто-то будет нанимать русского, чтобы сражаться с русскими. Век наемных офицеров давно миновал. Сейчас можно послужить вам здесь, в Африке, да французам в их Легионе. Но гнить в Индокитае я совсем не хочу. Нет там таких перспектив, как здесь.
— Рассчитываете на африканские богатства, — усмехнулся Лоуренс. Вопросительных интонаций в его голосе не было и следа.
— Здесь они хотя бы есть, — пожал плечами я. — А в Индокитае нет ничего, кроме болот, малярии и узкоглазых партизан.
— Вот тут вы правы, Евсеичев, но знаете что? Я вам все равно не верю. Не знаю почему. Не могу сформулировать. Но — не верю и все тут. Это чутье настоящего разведчика. И я привык ему доверять.
— Тогда, быть может, нам стоит встать на рубеж? — предложил я. — Пара выстрелов или выпадов — и один из нас навсегда избавится от другого.
— Дуэли запрещены, — отрезал Лоуренс, но в глазах его загорелся такой огонек, что я сразу понял — на свою голову я подал ему идею. Теперь мне надо быть особенно осторожным.
— Тогда если у вас все, майор, — сказал ему я, — то не могли бы вы покинуть мою комнату. Я еще не оправился от побоев, что нанесла мне та банда, и хотел бы отдохнуть. В одиночестве.
— Конечно-конечно, — как будто спохватился Лоуренс и одним быстрым движением соскочил с окна прямо на улицу.
Прощанием, как и приветствием, он себя не затруднил.
Я же улегся в постель. Я не врал — мне действительно нужен отдых. Слишком уж напряженными выдались первые дни в Питермарицбурге. Особенно после долгого и какого-то сонного путешествия из Кейптауна.
Однако первое время мне никак не удавалось заснуть. Мешала и боль в теле, пронзающая меня при каждом движении. И мысли о Лоуренсе, готовящем очередную каверзу против меня. Наконец, повесив на спинку кровати маузер и сунув под подушку наган — подарок покойного Аркадия Гивича — я успокоился и смог заснуть.
Спал на удивление крепко, долго и без сновидений.
Единокровный брат Кечвайо Дабуламанзи разительно отличался от Хаму. И за это Кечвайо ценил его. Крааль Дабуламанзи стоял на берегу Буйволиной реки, и тот много общался с белыми колонистами Наталя. Он получал от них громовые палки, патроны к ним в достаточном количестве, чтобы охотиться на любого зверя, и всегда имел в достатке огненной воды. За все это Дабуламанзи щедро расплачивался рабами. Он отдавал белым мужчин для работы в нолях, женщин для утех, детей, чтобы те становились слугами в домах колонистов. Не раз и не два приезжали к нему через Буйволиную реку целые караваны, груженные ружьями, патронами и бутылками с горючей водой. Обратно повозки ехали забитые рабами.
Многие говорили, что Дабуламанзи продался белым за это. Но как только Кечвайо призвал его в себе — тот явился без промедления.
Вместо копья и щита Дабуламанзи вооружился ружьем. Через плечо у него висел патронташ. Приклад ружья покрывала затейливая резьба, с него свисали пряди волос из львиной гривы. Дабуламанзи не был масаем, но ему довелось прикончить не одного льва. От каждого он брал по небольшому куску гривы и крепил их сначала себе на копье, а после на приклад ружья.
Кечвайо восседал в своем кресле, вальяжно раскинувшись в нем. Он сильно располнел за годы правления. Давно уже не брал в руки копья для хорошей схватки. Это несколько настораживало Дабуламанзи — ведь он знал, что на пороге война. И не с кем-нибудь, а с белыми. У которых куда больше ружей, патронов, а есть еще и пушки, чьи снаряды превращают людей в кровавое месиво, и пулеметы, выплевывающие в секунду но сотне патронов.