Я все время проходила мимо красивого розового «Ле Паши». Там на площади собирался какой-то фестиваль, ездили полицейские в белом на мотоциклах, машины с мигалками, рабочие устанавливали сцену, и вообще была веселая суматоха. Я купила лимонное мороженое и уселась на площади, лицом к улице. В отеле «Альбатрос» через дорогу были красивые витые балкончики. Где я их видела?..
Однажды, когда я возвращалась к себе, от группы парней, стоящей на обочине, отпочковался какой-то тип и увязался за мной. Он схватил меня за руку – я быстро отдернула руку – и проникновенно сказал: «Я хочу говорить с тобой!» – «А я не хочу!» – сказала я. «Почему?» – спросил он. Я даже засмеялась от неожиданности. Поди-ка объясни ему, почему я не хочу с ним говорить! Он тоже засмеялся. Я прибавила шагу, решив не подавать признаков жизни.
По дороге в отель эта сцена повторялась через каждые двадцать метров. Он выныривал из толпы, из-за стоящих машин, когда я уже думала, что отвязалась от него. Я молчала или отвечала сердито и односложно, заходила в аптеки и магазины и пережидала там. Он появлялся и шептал: «Я хочу говорить с тобой!»
Я ужасно не люблю врать, что у меня есть муж, чтобы отвязаться от кого-то. Но тут я сама не справилась. Возле «Аквафана» я придумала сердитого ревнивого мужа, который поджидает меня на крыльце. Я пригрозила этому надоеде, что «муж сразу бьет по лицу». Я даже топнула ногой. Тип отвязался. В отеле меня ждал детектив из серии «Я – вор», выклянченный на пляже, и я предвкушала, как сейчас попью крепкого свежего чаю с молоком и с джемом из сладких апельсинов у себя в номере и буду читать столько, сколько хочу, а завтра спать до обеда. До отъезда оставалось пять дней.
8
Я забрела на маленький базарчик. К нему вели несколько ступенек, на которых стояли горшки с кактусами. Мое сердце покорила лавка специй: я всё перенюхала, попробовала и растерла в пальцах. Владельца лавки звали Мустафа. Мы говорили на английском и жестами. Потом пили каркаде и кофе по-турецки. В конце концов перешли на русский. Просидели час. Потом перебрались в лавку напротив, где продавались масла и эссенции. Я схожу с ума от хороших запахов, и там был кондиционер. Владельца этой лавки звали снова Мустафа, имя нарицательное. Мустафы были очень любезны. Маленький, у которого масла, был очень интеллигентный и говорил только по-английски. Длинный, у которого специи, поспрашивал меня про мое семейное положение. Нет ли мужа? Развелась? Уже год? Тогда, наверное, есть бойфренд? Какие простые вопросы. Нет, бойфренда нет, Мустафа. Тогда, может быть… Нет. Рекламу на русском? Рекламу напишу запросто. Это будет стоить $50. Но могу взять специями и эссенциями. Они радостно закивали, и мы договорились вечером пойти в интернет-кафе.
Мне, бестолковой, нужно придумать себе мужа и заучить наизусть. Я не люблю врать, и мне кажется унизительным придумывать, что меня кто-то любит, когда никто не любит. Но сколько вопросов снимается сразу.
В интернет-кафе я вслепую напечатала вполне приличную рекламку для лавки специй и даже придумала слоган: «Добавь вкуса в свою жизнь!» Первый Мустафа притих и сидел рядом, смотря, как я терпеливо вспоминаю расположение русских букв на клавиатуре. Я проверила свой ящик на мейл-ру, там было письмо от подруги из Баварии, и написала ответ. Я делала в тот вечер столько привычных жестов, что мне не верилось, что я на другом континенте.
Потом Мустафа тоже полез в почту, а я побродила по кафе. И увидела, как общаются в аськах и чатах с веб-камерами. Один грустно писал на английском: «Я хочу тебя поцеловать прямо сейчас». На его мониторе печальная девушка медленно подняла голову. Изображение тормозило. Видно было, что она дома и что там тоже вечер. Ее освещал только экран. Я зверски стала завидовать, а потом представила, как я в жару сижу перед экраном в старой футболке и в косынке или вовсе неодетая и держу ноги в тазике с холодной водой. Или вру, что пошла на балкончик, а сама обленилась и курю прямо в экран, или плачу, или злюсь, или кричу «Ура!», и всем это видно. Да ну. Лучше так как-нибудь.
И еще один вечер я провела с Мустафой. Он взял с меня обещание, что я приду в субботу и мы пойдем выпьем кофе. И я начисто в субботу об этом забыла. Начисто! И не пошла. Встретились мы только перед моим отъездом. Мустафа очень злился. Чтобы его утешить, я согласилась покурить кальян. Мы выкурили два – с яблочным и клубничным вкусом. Мустафа пялился на меня все время, а когда я грозно к нему поворачивалась, закрывал лицо руками. Он начал свою волынку: ведь у меня нет бойфренда? Почему бы мне не пойти с ним на дискотеку? Потому что я вообще не хожу на дискотеки, мне там быстро становится скучно. Может быть, я его, Мустафы, боюсь? Он будет меня охранять, сказал он по-английски. Я его не боюсь. Тогда почему?.. Почему я, разговаривая с ним, все время рассматриваю людей на улице? Они что, мне больше интересны?.. Почему он говорит, что и у него ощущение, будто я куда-то уплываю и его не слушаю? «Difficult women, crazy women», – говорил он мне. Мне было скучно и жалко его. Знакомое ощущение. Дурацкое. Я испытывала к нему симпатию, он был хороший, но он мне не нравился! Я мягко сказала ему, что завтра улетаю и что мне рано вставать. Это было вранье. И ушла.