– Не связывалась бы ты с ним. В общем, я тебя предупредила, а там как знаешь, – бормотала Ася, выпуская дым в форточку.
Они выпили по рюмочке коньячка. Закусили шоколадкой. Маруся сказала:
– Все, пойду. Настал мой час! – и ринулась в бой.
По пути из кухни в комнату ей захотелось не разбиться, не утонуть, а растопить этот айсберг, огромную глыбу льда, бо́льшая часть которой наверняка еще скрыта под водой. Маруся многое знала про потепление, она держала в голове различные теории и гипотезы относительно изменений климата планеты, но вот как растопить один отдельно взятый айсберг – на этот конкретный вопрос ответа у нее не нашлось. Из-за этого у нее было в точности такое ощущение, как когда идешь сдавать зачет по невыученному предмету. Она вспомнила фразу сокурсника, который однажды в аудитории шепнул ей в спину, подразумевая преподавателя: «Грузани́!» И это означало: говори все, что знаешь, неси околесицу, болтай бодро и горячо, не умолкая ни на секунду. Вспомнив этот старый, как мир, студенческий девиз, исполнившись от него некоторой уверенности, Маруся ворвалась в комнату, шелестя юбкой, и принялась болтать без умолку.
Был конец осени, а снег все не выпадал. Обычно первый робкий снег припудривает московские тротуары и газоны уже в конце октября. А уж к началу ноября на плечи столицы набрасывает белую шаль первый снегопад. К концу ноября город свыкается с мыслью, что наступила зима. И его жители облачаются в бесформенные пуховики, достают из кладовок старые шубы, придающие всем сходство с ондатрами и нутриями. А некоторые натягивают короткие курточки с мехом, на первый взгляд модные, на второй – смешные. Но в ту осень все было совершенно не так. Зима не наступала. В окне под деревьями чернела мягкая, теплая земля. Кое-где начинала пробиваться травка. А в солнечные дни за окном воробьи устраивали торги по поводу невест. Они чирикали с раннего утра, их нарастающий гул звенел над городом. Тем временем по краям тротуаров голуби, по-весеннему нахохлившись, полоскали оперение в лужах. На липах и кустах боярышника набухли почки. Город пропитался запахом неба, гнили и молодой коры. Всех мутило от предчувствия весны. А по вечерам из сумерек слышались кошачьи концерты, визг толпящихся у подъездов девочек-эмо, звуки музыки из припаркованных под окнами машин и басистый смех высоких парней в потрепанных джинсах, что болтались на их развинченных костлявых телах.
Потепление климата, европейская зима были наиболее популярными темами разговоров и теленовостей. Этим грех было не воспользоваться, если учесть, что изменения климата планеты являлись предметом Марусиного искреннего интереса. Защитив диплом по теме «Причины глобального потепления» и продолжая весь год читать про это статьи и научные обзоры, она кое-что понимала. И была намерена использовать приобретенные знания, а также само это загадочное глобальное потепление в своих интересах. Поэтому, смело направившись к креслу, в котором скучал худой, черноглазый брюнет, Маруся принялась рассказывать всем присутствующим в комнате и никому конкретно о том, что ее по-настоящему волнует и гнетет: планета претерпевает сильнейшие изменения, связанные с халатностью и небрежным отношением людей к своей среде обитания. Лучшая студентка курса, лауреат премии «Надежда экологии», участница симпозиума «Актуальные проблемы биосферы», она так долго молчала, так соскучилась по зачетам и возможности высказаться, что теперь отчаянно пользовалась случаем и не могла остановиться. Благодаря Марусиной взволнованной, громкой речи или же из-за шелеста новой юбки айсберг оторвался от журнала, вяло посмотрел в ее сторону, нахмурился и стал неохотно прислушиваться. Он не удивился, не вздрогнул, а, лениво оглядев Марусю, все же отложил журнал на подоконник и закинул ногу на ногу. По его виду можно было подумать, что за окном над крышами машин вовсю кружит метель, а столбик термометра стремительно приближается к отметке «минус тридцать». Он сидел, чуть сжавшись, спрятав руки в рукава толстого свитера. Ни чириканье воробьиных свадеб, ни зеленая травка на тротуарах его не касались. И тем не менее ровно через пять минут сорок восемь секунд, как позже сообщила Ася, айсберг и Маруся оказались рядом. Он, слегка растерянный и обескураженный всем, что услышал, не нашел ничего лучшего, как уступить ей кресло, а сам устроился на полу, у ее ног, и внимал тому, о чем она говорила.
«Понимаешь, – тараторила Маруся, похлебывая большими жадными глотками глинтвейн, – люди не задумываются о будущем. Они захламляют планету – свой дом родной – ядовитыми отходами, продуктами промышленной переработки, полиэтиленовыми пакетами, пластиком и парафином». Прервавшись на мгновение, допив залпом глинтвейн, Маруся закусила его крошечной тарталеткой с икрой и продолжила: «Люди выпускают в воздух из труб угарный газ, азот, которые окутывают Землю, будто капроновый чулок. И самое удивительное, – бубнила она, быстро проглотив содержимое рюмочки коньяка и отправив вслед за ним три оливки, – что это совершенно никого не волнует, кроме горстки ученых, рассыпанных по далеким западным лабораториям, и некоторых доцентов, прозябающих у нас на кафедрах». Выпитое и съеденное немного взбодрило Марусю, согрело, дало силы для того, чтобы не сбавлять взятый темп. Она чувствовала: эффект зачета достигнут, слушатель заинтригован, парализован и на короткое время сведен с ума потоком разнообразных научных фактов и точных цифр.
Время близилось к полуночи, гости выходили перекурить на балкон, разбредались по домам. Три разбившиеся об айсберг и утонувшие девчонки, облачившись в коротенькие пальто, понуро удалились, посмеиваясь над Марусей, многозначительно поглядывая друг на друга, закатывая глаза, крутя пальцами у виска. И тем не менее Митя, каким-то образом умудрившийся вставить в паузу, что его так зовут, мутно предложил проводить Марусю до метро. Он спросил, обращаясь не то к Марусе, не то к самому себе: «Проводить, что ли? Или не провожать?» В коридоре, неохотно помогая ей надеть куртку, наблюдая, как она поправляет ободок на вьющихся золотистых волосах, он узнал, что на Западе давно оценили масштаб назревающей экологической катастрофы. Там предпринимают шаги не только для того, чтобы искоренить последствия былых загрязнений окружающей среды, но, что самое главное, стараются предотвратить любое новое преступление против природы Земли. Так объясняла Маруся растерянному Мите уже в лифте, и благодаря этой страстной речи он, кажется, заметил ее губы, которые были в катастрофической близости от его полураскрытых от удивления, чуть обветренных губ.
Вот они уже идут по улице в сторону метро. Мимо серых девятиэтажек и тусклых, мигающих фонарей. Несмотря на позднюю осень и сумерки, воздух по-весеннему пахнет дождем и мятой. Маруся рассуждает о мерах по защите природы, предпринимаемых в разных странах. Митя идет рядом, кивает, старается согреть руки в карманах, немного зябнет, кутается в шарф. Ничего подобного он никогда не слышал из женских уст. «И очень жаль, – говорит Маруся. – Очень жаль, что все так складывается. А вот жители европейских городов стараются чаще ездить на велосипедах, чтобы не загрязнять воздух выхлопами машин. Постепенно у них там происходит переход на дизельное топливо. Используют специальные сумки для шопинга вместо целлофановых пакетов. А еще они сортируют мусор, выкидывая его в несколько разных контейнеров в зависимости от материалов и способов их утилизации».
Уже в поезде, что вез их из Алтуфьево в сторону центра, Митя-айсберг ни с того ни с сего, прервав неловкое молчание, неожиданно и решительно возразил, что культура культурой, экология экологией, но, если вдуматься, ужасно напрягает: сортировать мусор, складывать его в несколько разных пакетов. Пластиковые бутылки – отдельно. Бумагу – отдельно. «Как ты думаешь, кто из этих людей на такое способен?» – и он указал глазами на усталых, рассеянных пассажиров полуночного вагона. Поезд остановился в темном туннеле, а Митя и Маруся, оживившись, рассматривали полусонных парней, усталых мужчин в кожаных куртках, девушек в лайковых сапогах, прикидывая, кто из них сможет хотя бы неделю сортировать мусор, и потом пытаясь угадать, кто из них донесет пустую пачку от сигарет или окурок до урны, а не выбросит где попало: на траву, на тропинку бульвара. Они смеялись, толкали друг друга локтем в бок, высказывая предположения о том или ином попутчике, и так увлеклись этой игрой, что Митя забыл выйти на своей станции. Незаметно они оказались возле Марусиного подъезда. Стояли во дворе, и, несмотря на затянувшуюся речь о вреде пластика и полиэтилена, Мите все же удалось в первый раз прикоснуться к ее горячим, мягким губам. У него оказались большущие и сильные губы, от которых было невозможно оторваться. С каждой секундой они втягивали Марусю все сильнее, выпивая ее волю и наполняя тело теплой пульсирующей болью. И она вспомнила, как в детстве, совершенно бездумно, в феврале, в мороз, коснулась губами холодной лазалки. И обожглась. Но этот долгий, бессовестный поцелуй не помешал ей, с трудом оторвавшись, все-таки договорить, что больше всего ее удивляет отсутствие ответственных людей, готовых взять на себя заботу об экологии планеты, о контроле над ее климатом, от стабильности которого зависит жизнь наших детей и внуков. «Все мы занимаемся какой-то второстепенной ерундой. Наша деятельность, по сути относящаяся к сфере услуг, направлена на осуществление мелких профессиональных целей и на личное обогащение. Если бы я только могла, – вздыхала Маруся, обнимая Митю за шею, – я бы с удовольствием связала жизнь с важнейшей миссией – борьбой с глобальным потеплением и экологической катастрофой. Но что я могу поделать? У нас очень низкое экологическое сознание. На экологические нужды почему-то требуются инвестиции иностранных бизнесменов. Потом мы будем расхлебывать последствия этих лет».